Сие означало сразу две вещи: во-первых, что у противника есть свои люди в ФСО, и, во-вторых, что агента по кличке Слепой заживо занесли в список потерь под грифом «200» — в противном случае майор не стал бы козырять перед ним удостоверением, в котором значились его настоящее имя, звание и место службы. Открытие было не из тех, за которые присуждают Нобелевскую премию. Если Федор Филиппович не ошибся в своих теоретических выкладках, свои люди у противника имелись повсюду, от Кремля и Роскосмоса до министерства коммунального хозяйства. А то, что после выполнения задания Глеба собираются пустить в расход, представлялось очевидным и так, без дополнительных уведомлений.

После бессонной ночи выдалось суетное, до отказа наполненное хлопотами утро. Обогнав генеральскую машину на трассе и заработав внушительную фору по времени, Глеб пересел в заранее оставленный на стоянке у станции метро «БМВ», дождался отставшего Васильева и еще разочек хорошенько его пугнул — просто для закрепления пройденного материала, чтобы ненароком не успокоился и не передумал обороняться. Накануне вечером его так и подмывало навесить на свою машину когда-то снятые с карьерного самосвала и с тех пор пылившиеся в углу гаража номера, но он благоразумно воздержался от такого излишества и ограничился тем, что обошелся вообще без номеров. С генерала было вполне достаточно и мусоровоза; карьерный самосвал, чего доброго, мог утвердить клиента в ошибочном мнении, что над ним просто-напросто подшучивает кто-то из коллег.

Загнав машину в гараж, Глеб вызвал такси и отправился за брошенным без присмотра у станции метро мотоциклом. Он уже расплатился с водителем и даже успел отыскать взглядом своего целого и невредимого рогатика, когда у него зазвонил мобильник. Звонили с какого-то незнакомого номера; ответив на вызов, Глеб подумал сначала: «Легок на помине», а потом: «Совсем обнаглели».

Легок на помине был вечно небритый майор Полынин. Номер мобильного телефона Глеба он, без сомнения, получил от Чапая, и то, с какой непринужденностью этим номером воспользовались, с точки зрения Слепого, представляло собой верх нахальства. Противник явно чувствовал себя полновластным хозяином положения и пер напролом, как атакующий «королевский тигр».

— Где тебя носит? — без предисловий набросился на Глеба небритый Валерий Евгеньевич. — Чем ты там занимаешься — в ухе ковыряешь?

— Здравствуйте, майор, — холодно приветствовал своего «куратора» Глеб. — Считаю небесполезным напомнить, что вы разговариваете с полковником.

— Ты у меня еще поговори, полковник, — цыкнул на него Полынин. Он не добавил «хренов», но это слово безошибочно угадывалось по интонации. — Повторяю вопрос: чем ты занят?

— Разрабатываю клиента, — решив не углубляться в запутанный вопрос воинской субординации, сообщил Глеб. — Есть некоторые успехи.

— От работы ты сачкуешь, а не клиента разрабатываешь, — усомнился в правдивости полученной информации майор. Судя по агрессивному тону, он только что получил от своего руководства приличных размеров фитиль, и место, куда этот фитиль вставили, до сих пор ощутимо побаливало. — Времени нет на твои шпионские игры, это ты можешь понять? Нечего там разрабатывать, пора дело делать. Слушай сюда. Сегодня к двадцати ноль-ноль приедешь в Кремль. Ворота будут открыты, загоняй машину внутрь, паркуйся в сторонке и жди — его на тебя выведут. Как только появится, работай, грузи и увози.

На какое-то мгновение Глебу показалось, что он либо ослышался, либо разговаривает с сумасшедшим. Перед глазами, будто наяву, встали Боровицкие ворота — створки нараспашку и болтаются на ветру, охраны как не бывало… Он загоняет свой «БМВ» на территорию Кремля, паркуется в сторонке под сенью голубых елей — желательно, под окнами рабочего кабинета главы государства — и ждет, пока на него выведут генерала МВД Васильева. Восемь часов вечера, на дворе теплый, ласковый май. На город исподволь опускаются прозрачные, неторопливые сумерки, и в этих прозрачных ранних сумерках он выходит из машины, достает из-под полы пистолет с глушителем и стреляет генералу Васильеву сначала в сердце, а потом, когда тот падает, в голову. После чего у всех на виду грузит капающее кровью тело в багажник, садится за руль и спокойно уезжает.

Ну, и кто из нас двоих спятил, чуть было не спросил он, но тут же спохватился: елки-палки, да не Кремль, а «Кремль»! Пару дней назад в интернете проскочила информационная заметка, в которой сообщалось, что известный элитный клуб «Фортуна» поменял хозяев, а вместе с ними и название. После непродолжительной реконструкции заведение, отныне именуемое «Кремль», снова откроет свои двери для узкого круга избранной клиентуры, каковое событие планируется ознаменовать шикарным бал-маскарадом.

Светской хроникой Глеб не интересовался и обратил на заметку внимание исключительно потому, что в ней упоминался клуб «Фортуна» — тот самый, где замминистра обороны Шиханцов не сумел разминуться с костлявой. Теперь та же незавидная участь поджидала генерала Васильева, и опять на том же самом месте — в «Фортуне», переименованной новым хозяином в «Кремль». У Глеба возникло чувство, что он движется по норовящей замкнуться криволинейной траектории, отправной, а заодно и конечной точкой которой служит упомянутое заведение.

С этим ви-ай-пи кабаком явно что-то нечисто, подумал Глеб. Это не закрытое питейное заведение для сливок общества, а какая-то мясорубка, предназначенная для переработки в фарш и костную муку крупных чиновников и военнослужащих в звании не ниже генерала. Надо бы к нему хорошенько присмотреться, подумал он. И тут же: ей-ей, было бы неплохо как-то попасть на этот их бал-маскарад. Как бы это половчее устроить?

Зачем ему понадобился бал-маскарад, Глеб представлял очень смутно — вернее, вообще не представлял. Но если бал-маскарад был делом более или менее отдаленного будущего, до которого еще предстояло дожить, в настоящем имелись насущные вопросы сугубо практического, утилитарного свойства.

— И куда прикажете его увозить? — задал он один из этих вопросов.

— Да куда хочешь, — последовал вполне прогнозируемый ответ, — хоть к себе домой.

«Черт, а это идея», — подумал Глеб.

— Покорнейше благодарю, — сказал он вслух, подпустив в голос дозу сарказма, вплотную приближающуюся к смертельной.

— А ты как хотел? — хмыкнул Полынин. От былой агрессии не осталось и следа: убедившись, что исполнитель по-прежнему под контролем и готов к беспрекословному повиновению, майор заметно успокоился и где-то даже подобрел. — Проблемы индейцев вождя не колышут — так было, есть и будет, полковник.

«Это мы еще поглядим», — подумал Глеб.

— Ты только чудить не вздумай, полковник, — будто подслушав его мысли, предупредил Полынин. — Сам посуди, какой тебе в этом резон, какая такая выгода? Пропадешь, сгинешь ни за хрен собачий, и никто не узнает, где могилка твоя. Оно тебе надо?

— Факт, что не надо, — честно ответил Глеб. — Да ты не нервничай так, майор, успокойся. Какие в моем возрасте чудеса?

— Ну гляди у меня, — сказал Полынин. Прозвучало это так, словно он разговаривал с вороватым лакеем, которого только что в кровь отхлестал по физиономии, а потом, вняв слезным мольбам наказанного прохвоста, великодушно помиловал. — Так не забудь, ровно в восемь.