– Рустем мог взять в заложники кого-нибудь еще, – возразила Софья Михайловна. – Вам было бы легче от этого? Он мог пойти в приют, понял же, что его там обманули. Мог захватить первого попавшегося человека на улице. Ребенка, например. Вы бы выдержали, если бы у вас на глазах мучили ребенка, пусть даже не вашего, чужого?

– Нет, но…

– Этери, поверьте моему опыту. Вы ничего не могли предвидеть или предотвратить. Если кто в чем и виноват, то это Рустем и Гюльнара Махмудова. Она, пожалуй, даже больше, чем он. В конце концов Рустем – машина для убийства, не более. На него обижаться – все равно что на тигра или медведя. Его таким природа создала. А вот Гюльнара – чистое зло. Она сознательно хотела причинить вам зло, ну и поплатилась.

– Он и ее убил? – с ужасом спросила Этери.

– Нет, она жива, вернулась в приют. Но прежней уже никогда не будет. Он надругался над ней. Избивал, голодом морил. Теперь она – полноправная жертва насилия, а раньше только место занимала.

– Он ее отпустил?

– Отпустил? – удивилась Софья Михайловна. – Ах да, вы же не знаете…

– Чего я не знаю? – встревожилась Этери.

– Такие, как Рустем, не отпускают. Уж что к нему попало, то он обгложет до костей. Но вот уже скоро двое суток, как он мертв, и сутки, как похоронен. Он подорвался на фугасе со всей своей охраной неподалеку от селения Центорой.

Этери не сразу сумела это осмыслить. Несколько минут она сидела молча. Рустем Адырханов мертв. Значит, ни ей самой, ни Ульяне больше ничего не грозит. И она могла бы это знать еще два, ну или полтора дня назад, не будь она такой дурой…

– Я… я даже не знаю, что сказать.

– Не надо ничего говорить, – ласково улыбнулась ей Софья Михайловна. – Привыкайте к этой мысли постепенно. Считайте, что Савва Цыганков отомщен. А вы ни в чем не виноваты. Провести ночь с человеком, пусть даже по ложным причинам, это не преступление. Вы не обязаны хранить верность бывшему мужу. Отпустите наконец себя на свободу. Я вас не призываю к беспорядочным связям, но и казнить себя вам не за что. Живите. Мой вам совет – прежде всего позвоните матери и детям. Успокойте их, они же волнуются.

– Какая же я дура… – прошептала Этери.

– Перестаньте себя казнить, – повторила Софья Михайловна.

– Не знаю, как вас благодарить…

– Даже не начинайте. Я всего лишь делаю свою работу.

Этери поднялась из-за стола.

– Сейчас я только маме позвоню и выйду к гостям. Господи, мне уже скоро в Грузию ехать, у Сандрика тридцатого день рождения… А я еще даже подарок не купила. Хотя теперь, раз Рустема больше нет, наверно, можно их сюда вернуть, им больше ничего не грозит…

– Поговорите с Германом, – посоветовала Софья Михайловна. – Рустема больше нет, но те, на кого он работал, остались. И денег себе не вернули.

Этери пристально вгляделась в доброе старушечье лицо.

– Думаете, мне по-прежнему грозит опасность?

– Я же говорю: посоветуйтесь с Германом, – повторила Софья Михайловна. – Он в этих делах лучше разбирается.

К ужину Этери расчесала волосы с помощью Мадины, заплела их в косы. Она успела переговорить с матерью и с детьми, но обещала перезвонить и тогда уж решить, она ли поедет в Батуми, или они вернутся в Москву.

Она все еще была очень слаба, но бодрилась, старалась держаться как ни в чем не бывало.

– Спасибо, что приехала, – обратилась она к Кате. – Без тебя я бы так и не узнала, что Рустем мертв.

– Не просто мертв, – подтвердила Софья Михайловна. – «Форшманули волчару конкретно», как выражается мой внук.

Эти слова показались Этери безумно смешными. Она засмеялась.

Она засмеялась и с ужасом поняла, что не может остановиться. Словно включили внутри какую-то смеховую машинку, а как ее выключить – неизвестно. Этери видела смущенные и испуганные лица гостей, но они плыли перед ней, как в тумане. Она все смеялась и смеялась…

– Что это? Что с ней? – донесся до нее Катин голос.

– Это истерика, – ответила Софья Михайловна. – Воды, быстро!

Кто-то подал старой женщине стакан воды, она швырнула эту воду в лицо Этери. Этери захлебнулась, закашлялась… Катя двигалась тяжело, Кенни первым вскочил и подбежал к Этери. Похлопал ее по спине, помог утереть салфеткой мокрое лицо…

– Простите, – заговорила Этери, придя в себя. – Мне так неловко…

Все принялись дружно ее уверять, что никакой неловкости нет, но она видела, что гости поглядывают на нее с опаской.

– Со мной никогда такого раньше не было, – принялась она оправдываться. – Даже не понимаю, что на меня нашло…

– Ничего страшного, – успокоила ее Софья Михайловна. – В вашем состоянии это вполне понятно.

– Мне правда ужасно неловко, – повторила Этери.

– Давай мы в другой раз заедем, – предложила Катя.

– Нет, мне надо посоветоваться. Сейчас, я только… только переоденусь. Не хочется в мокром сидеть.

– Давайте я помогу. – Кенни обхватил ее поперек спины и увел в спальню. Катя, тяжело ступая, пришла за ними следом.

– Теперь я, – улыбнулась она Кенни. – Я справлюсь.

– Если что – зовите, – кивнул ей Кенни и скрылся.

Этери бессильно опустилась на край кровати. Практически рухнула.

– Фира, может, тебе вправду прилечь? – нерешительно спросила Катя.

– Ты не понимаешь, – покачала головой Этери. – Я не имею права… Скоро дети вернутся, я права не имею на истерики, обмороки, нервные срывы… Я должна держаться.

– Все будет хорошо, – успокоила ее Катя. – Все пройдет.

Этери наскоро вытерлась полотенцем и переоделась в сухое.

– Герман, – начала она, вернувшись в столовую, – мне надо посоветоваться. Не хочется начинать об этом за столом, но мне нужно знать. Я могу считать себя свободной от Адырханова? Или надо мной еще висит топор? Мне Леван говорил, что это не его деньги. В смысле, не Адырханова.

– А Леван в курсе дел Адырханова? – изумилась Катя.

– Да, Адырханов прислал парламентера, – мрачно подтвердила Этери. – Чтобы я по-хорошему сказала, где его жена прячется.

Катя не стала больше ни о чем спрашивать, хотя ее поражало, как мог Леван участвовать в таком грязном деле.

– Он считал, что для меня старается, мне хочет помочь, – ответила Этери на невысказанный вопрос подруги. И тут же ощутила вспышку бешенства. – Но он считает нормальным угрожать женщине, ее детям – при том, что ему эти дети тоже не чужие! – и вообще пускаться во все тяжкие ради денег. Деньги-то большие, да к тому же Рустем только распорядитель, а не владелец. Вот я и хочу понять, чего мне теперь ждать.

И Этери вопросительно взглянула на Германа.