– Не смей выходить из дома, болван, не то я тебя убью!

Пьер Огюстен обольстительно улыбается:

– Стало быть, вы переменили ваше намеренье? Слава Создателю, без шпаги драться я не могу.

После чего, не стерев улыбки с лица, войдя в кабинет, он подходит к бюро, чтобы написать деловое письмо, намеренно отвлекая де Шона от тягостных мыслей о поединке, в слабой надежде привести его в чувство и благополучно отправить домой. Де Шон вырывает перо и вышвыривает в окно. Это слишком даже для самого терпеливого человека, и Пьер Огюстен с подходящей к случаю твердостью предупреждает:

– Гость в моем доме неприкосновенен, и я не нарушу законов гостеприимства, если только не буду принужден к этому подобного рода эксцессами.

Подобного рода эксцессов не приходится ждать. Герцог хватается за оружие. Пьер Огюстен стремительно бросается на него, чтобы распоясавшийся вельможа не успел пустить оружие в ход. Герцог разрывает ему ногтями лицо. Пьер Огюстен звонит в колокольчик. Сбегаются слуги, видят окровавленного хозяина и получают приказ обезоружить безумца. Слуги бросаются на гиганта нестройной толпой. Гигант расшвыривает их, как котят. Догадливый повар хватает полено, лежавшее перед камином, и собирается ударить шального герцога по пустой голове. Истошным криком Пьер Огюстен останавливает его:

– Не причиняйте ему вреда! Он скажет потом, что в моем доме его убивали!

Поднимается кутерьма. Слуги, готовые с большим удовольствием колотить герцога чем ни попало, не смеют взять его шпагу: такого рода кощунство строго-настрого запрещает стоящий на страже аристократии королевский закон. Пользуясь защитой закона, полезного для него, герцог сбивает с головы Пьера Огюстена парик, вырывает из его темени целые пряди живых волос, превращает в клочья камзол и рубашку. Ошалевший от боли, Пьер Огюстен лупит кулаком по морде герцога со всего маху. Герцог хватает его за горло и истошно вопит:

– Несчастный! Ты ударил герцога и пэра!

Это серьезное преступление, и в ответ на эту великолепную дурость Пьер Огюстен расхохочется только много позднее, а пока вырывается из ручищ герцога и тем едва ли не спасает свою драгоценную жизнь. Слуги оттесняют герцога к лестнице. В пылу сражения позабыв, что он во втором этаже, герцог оступается и катится вниз, увлекая всех за собой. Не успевает вся кавалькада достичь последней ступеньки, как раздается звонок. Герцог сам кидается отворять. Входит бедный Гюден де ла Бренельри. Гнев с новой силой овладевает беспутным вельможей. Схваченный за шиворот могучей рукой, Гюден де ла Бренельри летит к чертовой матери, слабо попискивая. Герцог продолжает неистовствовать:

– Никто отсюда не выйдет и сюда не войдет, пока я не разорву на куски мсье де Бомарше.

К счастью для мирового театра, ему не удается привести в исполнение эту угрозу. Тогда он вновь обнажает оружие и бросается на безоружного хозяина дома, по пути калеча его добросовестных слуг, одному лакею рассекает лоб, отхватывает кучеру нос, протыкает повару руку и благодаря этой задержке не успевает нанести смертельный удар своему закадычному другу, ставшему вдруг заклятым врагом. Пьер Огюстен хватает каминные щипцы, чтобы отражать беспорядочные удары длинной герцогской шпаги. Слугам все-таки удается герцога разоружить. Герцог вихрем врывается в кухню, намереваясь вооружиться ножом. Слуги опережают его и поспешно засовывают куда попало все колющие и режущие средства. Горничная распахивает окно и вопит, что сумасшедший убивает её господина. Разъяренный герцог врывается в столовую в поисках другого ножа, внезапно усаживается за стол, выпивает два графина воды, съедает тарелку супа и чуть не десяток котлет. В дверь снова звонят. С салфеткой в руке, воспитанный человек, герцог торопится отворять. Входит комиссар префектуры Шеню, вызванный кем-то из собравшихся возле дома зевак. Обнаружив столпотворенье в доме и хозяина в клочьях одежды с залитым кровью лицом, комиссар вопрошает, что происходит, точно и без того не видать, что происходит погром. Пьер Огюстен докладывает подзапоздавшему стражу порядка, поспешно наводя в своем истерзанном костюме доступный порядок: Происходит то, что обезумевший негодяй, явившийся в мой дом, чтобы пообедать со мной, едва войдя в кабинет, накинулся на меня и хотел меня заколоть своей шпагой. Вы видите сами, что, имея столько слуг, я мог его уничтожить, но в таком случае с меня бы взыскали, изобразив его в лучшем свете, чем на самом деле он есть. Его родные, хотя они и счастливы были бы избавиться от него, тем не менее, возможно, затеяли бы тяжбу против меня. Я сдержал себя. Я запретил причинять ему зло, если не считать той сотни ударов, которые я нанес ему, защищаясь.

Эта версия происшедшего приходится герцогу не по вкусу, поскольку, благодаря ловкости пострадавшего, она порочит его. Герцог выдвигает свое, более близкое к истине объяснение:

– Мы должны были драться в четыре часа, имея свидетелем графа Тюрпена, но я был не в силах дождаться условленного часа.

Слыша столь известное имя, комиссар полиции не решается тут же принять надлежащие меры к тому, кто в чужом доме устроил настоящий разгром, и лишь в изумлении смотрит на герцога.

Хорошо понимая, в чем дело, Пьер Огюстен, должно быть, нарочно не называет слишком громкое имя своего остервенившегося обидчика и явным образом науськивает на – него комиссара:

– Как вам это нравится! Человек, учинивший чудовищный скандал в моем доме, сам признается в присутствии представителя власти в своем преступном намерении и компрометирует высокопоставленного сановника, называя его в качестве секунданта, чем уничтожает всякую возможность исполнения своего замысла. Подобное малодушие не может не показать, что он никогда всерьез не думал о поединке. Герцог в то же мгновение подтверждает истинность его слов, вновь бросаясь с кулаками на хозяина дома. Герцога оттаскивают на глазах чуть не мотни свидетелей. Комиссару полиции остается только одно: исполнить свой долг. Однако комиссар полиции все-таки медлит, не желая впутываться в такое туманное дело, в которое впутан граф де Тюрпен. Он отдает приказ хозяину дома оставаться в гостиной и намеревается побеседовать с нападающим господином в одной из комнат наедине, чтобы кое-что уточнить, причем по пути герцог угрожает перебить зеркала. К несчастью, именно в этот момент замешкавшийся слуга доставляет от оружейного мастера шпагу, тем самым изобличая хозяина дома, который пытался представителю власти несколько подзапудрить мозги. Пьер Огюстен изворачивается, предвосхищая известную сцену с прыжком из окна:

– Мсье, я не собирался с ним драться, я бы не сделал этого никогда, но, не принимая вызова этого человека, я предполагал не расставаться со шпагой, выходя из дома, и оскорби он меня, клянусь, я, если бы смог, избавил бы от него этот мир, который бесчестит он своей подлостью.

Вероятно, эта наглая изворотливость хозяина дома наконец раскрывает глаза комиссару полиции. Мсье Шеню начинается догадываться, что в лице буяна и драчуна перед ним особа такого полета, что ему не сносить головы, если он арестует её, и мямлит без всякой охоты:

– Вы приносите жалобу или нет?