Это было не совсем верно, и меня задели ее слова. Но мы с Эми не стали ссориться, а просто никогда больше не обсуждали нашу личную жизнь.

Потом я встретил Линду. После этого я, конечно, захотел рассказывать о своей личной жизни каждому.

Линда была сказочно красивой девушкой, которую перевели к нам на полгода из главного офиса фирмы. Она так туда и не вернулась. Она была хоть и ирландка, но вполне современна — без этих комплексов, свойственных ирландским девушкам. Она была хороша, как нераспустившийся бутон, и пользовалась большим успехом.

И из всех парней, которым она нравилась, она выбрала меня. И это было очень приятно.

Как-то в пятницу за копченым лососем, как это ни удивительно, она напрямую спросила меня, как Щедрый Джон собирается провести остаток вечера, и я услышал собственный дрогнувший голос, предлагавший Красотке Линде провести его со мной, и мы пошли в итальянский ресторан. А потом мы встречались очень часто.

Она привезла меня домой познакомить со своими родителями. Ее отец был достаточно крупным ирландским банкиром, и они жили в большом доме с садом, фруктовыми деревьями и собаками-лабрадорами.

Они не спрашивали меня про мою семью, но Линда однажды спросила:

— Когда мы поедем к ним?

У меня хватило ума не притворяться, что мои родители относятся к тому же классу, что и ее, такая ложь ни к чему хорошему не привела бы. Нет, конечно, я объяснил ей, что родился в маленьком доме с террасой, а мои родители принадлежат к рабочему классу. Но пока я не могу привезти ее на встречу с родителями. Пока.

Папина жуткая сестра Дервла захочет прийти и рассмотреть ее получше. Мамины шумные кузины тоже найдут повод появиться. Он начнут говорить о своей родине и попытаться найти связь с семьей Линды. Все это будет невыносимо.

Я должен буду извиняться за них, а потом ненавидеть самого себя за такие мысли.

Нет, нужно держаться от них подальше. Так будет лучше всего.

Теперь встреча с Эми выглядела иначе. Я пригласил Эми в суши-бар, чтобы познакомить ее с Линдой, а она притащила своего ужасного Тима. Он все время откидывал рукой волосы и говорил о своем перемещении на более высокую должность. Эми смотрела на него глазами спаниеля, а не высококвалифицированной личной секретарши, кем она в действительности была.

Когда они ушли, я пожал плечами и извинился за него:

— Я не понимаю, что она в нем нашла.

— А я понимаю, — возразила Линда.

Я был в недоумении.

— Она любит его, — сказала она таким тоном, словно это было совершенно очевидно.

К моему великому сожалению, Линда отказывалась оставаться со мной на ночь в моей комнате в нашей просторной квартире. Девушки часто оставались; я испытал бы гордость перед своими соседями по квартире, если бы увидел, как Линда, в моей рубашке, пьет свежевыжатый апельсиновый сок на завтрак.

Но нет, она оставалась тверда, и я тоже не мог остаться в ее квартире, которую они снимали вдвоем с другой девушкой. Мы могли бы провести вместе ночь в отеле во время поездок, так что дело было не в ее нежелании секса как такового. Причина была в отношении Линды к браку. У нее была, как она говорила, «любовь к семейной жизни».

Она говорила, что нужно подождать, чтобы быть уверенными в своих чувствах, а потом приобрести собственное жилье.

Я повторял, что я-то уверен, но она отвечала, что это глупости, что со дня нашего знакомства прошло слишком мало времени и, кстати, когда она сможет повидаться с моими родителями? Я размышлял, какой из вариантов хуже: встречаться дома или привезти их сюда, в Лондон? По крайней мере, в Лондон не приедет ужасная тетя Дервла и не явится половина улицы, чтобы рассматривать нас и обмениваться впечатлениями. Но, с другой стороны, в Лондоне они будут чувствовать себя так неуверенно.

Я прикидывал и так и этак.

Однажды Линда позвонила мне во время своей деловой поездки и сказала, что она находится всего в пятнадцати милях от моего родного города и с удовольствием повидалась бы с моими родителями. Я соврал ей, что они уехали. Когда она вернулась, я стал бурно сожалеть, что они разминулись, но она перебила меня:

— Мы не разминулись, Джон, я встретилась с ними.

— Но они же уехали. — Слова давались мне с трудом.

— Им пришлось вернуться.

— Ну и?.. — спросил я.

— И мы пили чай с тостами и сыром, и я немного рассказала им о нашей с тобой работе, а потом пришла твоя тетя Дервла и сказала, что, может быть, мы все встретимся на «серебре». Что такое «серебро», Джон? Это отель, паб или что это?

— Я не знаю, что это может быть, — пробормотал я.

Линда встретилась с моими родителями, была в моем доме, встретилась с тетей Дервлой и выжила. Это, должно быть, любовь.

Я пытался поговорить с Эми, но она была слишком занята своей поездкой в Париж с Тимом и слушала меня невнимательно. Я думал, не пригласить ли мне родителей в Лондон как-нибудь. В конце концов, они встретились с Линдой, так что худшее было позади. Они уже не будут так смущаться, как смущались бы в присутствии совершенно незнакомого человека. Но у меня постоянно не хватало времени и была масса других дел.

Мы много работали, а на уик-энды все лето ездили заниматься виндсерфингом. Некоторые из нас собирались совершать осенью глубоководные погружения. Иногда мне было немного стыдно, когда я думал, как мало имеют родители и как много имею я. Но, честно говоря, такова жизнь. Посмотрите, как живут люди в Африке, у них вообще ничего нет. И мы ничего не можем с этим поделать. Так что незачем постоянно испытывать стыд.

Линда всегда ездила домой повидать свою семью, но она относилась к этому совсем по-другому, хотя это было не так далеко. Она постоянно звонила им и говорила довольно бессмысленные вещи. Я не звонил домой потому, что Боб и Перл принадлежали к таким людям, которые впадают в панику от телефонного звонка. Они всегда ожидают плохих известий, и они беспокоились и просили меня поберечь деньги, даже когда я звонил из офиса. Я собирался купить им билеты на какое-нибудь музыкальное шоу, они любили их, и устроить на ночь в отеле. Но, как я говорил, время прошло.

А потом был совершенно неожиданный звонок Эми, которая сказала, что ожидается наш приезд на празднование какой-то там серебряной свадьбы. Вот что они имели в виду, когда говорили Линде, что хотели бы видеть ее на «серебре». Это было вовсе не название паба. Это был двадцатипятилетний юбилей их свадьбы.

— Дьявол! — повторил я несколько раз, и Эми была со мной согласна.

— Если бы они только сказали, — повторяла она снова и снова. — Они ничего не говорят и ожидают от нас, что мы вспомним обо всем сами.

На какой-то момент я вспомнил о больших поздравительных открытках, которые они присылали мне каждый год, с вложенными в них льняными носовыми платками, или записными книжками, или чем-то бесполезным. Но родители, конечно, должны помнить дни рождения своих детей — когда у меня будут дети, когда у нас с Линдой будут сын и дочь, мы тоже будем помнить их дни рождения. Хотя я должен сказать, что она всегда пишет письма домой на дни рождения или юбилеи у родителей. Впрочем, все девушки ведут себя по-разному.