художника, «подновляющего» мир. Святую Троицу отрицал. Христа объявлял не Богом, а простым человеком, отвергал почитание Пресвятой Богородицы. Из Священного Писания признавал лишь Ветхий Завет. Почитание икон он называл «грехом», запрещал почитание Креста как орудия убийства.

Отвергал он не только Церковь, но и государство, призывал не повиноваться властям, не платить подати [336]. Учил, что управлять людьми должны «соборы верных» — таких, как сам Феодосий. Наставлял «кресты и иконы сокрушати, и святых на помощь не призывати, и в церковь не входити, не молитись, и именовати церкви кумирницами, и в ней кресты и иконы именовати идолы… и к попам не приходити, и молебнов не творити, и молитвы их не требовати, и не каятися, и не причащатися, и темьяном не кадитеся, и на погребении от епископов и попов не отпеватися, и по смерти не поминатися» [337].

Но особенно показательный факт — многие еретики вообще ускользнули от наказания! Только глупый болтун Башкин окончил свои дни в заключении в Иосифо-Волоцком монастыре. Иван Борисов-Бороздин, отправленный на Валаам, сбежал оттуда в Швецию. Артемий, сосланный на Соловки, даже не доехал туда. Очутился в Литве — хотя, казалось бы, как должны везти и содержать преступника, осужденного самим царем и Освященным Собором? А Феодосия Косого с сообщниками привезли в Москву, поместили в один из монастырей. Он какой-то хитростью расположил к себе охрану, получил послабления и с несколькими товарищами сбежал в Литву! Прямо из столицы! И не догнали, не поймали. Отсюда еще раз видно, насколько могущественные покровители были у еретиков в самых высших эшелонах власти. А в Литве Косой сбросил с себя монашеский сан, женился на еврейской вдове [338], приняв иудаизм [339]. Он стал очень известным протестантским учителем. В Витебске вместе со своим наставником Артемием и помощником Фомой они призывали к почитанию «единого Бога», громили храмы, выбрасывая иконы [340]. На Руси до такого пока не дошло. Мешал царь.

Глава 16

Дороги на запад, на восток, на юг…

О нарушениях мирных договоров Ливонский Орден строго предупреждали и отец, и мать Ивана Васильевича. Но в период боярского правления он вообще отбросил эти договоры. Были разорены подворья русских купцов и православные храмы в прибалтийских городах. Орден запретил транзитную торговлю через свою территорию. Русские должны были заключать сделки только с местными купцами, которые диктовали свои цены и наживались на посредничестве. Товары, необходимые в военных целях, — медь, свинец, олово, серу, селитру и др. — в Россию вообще запретили пропускать, как и зарубежных специалистов, желающих поступить на царскую службу. Германскому императору ливонцы писали, что «Россия опасна», поставка ей военных товаров и допуск ремесленников «умножит силы нашего природного врага». А русских купцов местные власти под жульническими предлогами грабили, конфисковывая товары, бросали их в тюрьмы.

В 1550 г. наступил срок продлять перемирие между нашей страной и Ливонией. На переговорах от Ордена потребовали выполнения прежних договоров. Предъявили и претензии на «гостей новгородских и псковских бесчестья и обиды и… торговые неисправленья», на запрет пропускать в нашу страну товары, «из Литвы и из заморья людей служилых и всяких мастеров». Предлагалось созвать посольский съезд и рассудить эти вопросы перед третейскими «вопчими судьями». Только на таких условиях Россия соглашалась продлить перемирие [341]. Но Орден демонстративно подтвердил торговые ограничения. А «обиды» еще и усугубились. Даже поездки русских купцов в Прибалтику стали смертельно опасными. Современник, Михалон Литвин, писал: «У ливонцев их (русских — авт.) убивают, хотя московитяне и не заняли у них никаких областей, будучи сосединены с ними союзом мира и соседства. Сверх того, убивший московитянина кроме добычи с убитого получает еще от правительства известную сумму денег» [342].

Существовала еще одна дорога в Западную Европу — через Белое море. Ею пользовались русские поморы, бывали в Норвегии, Дании, Англии. В этой стране родовая аристократия истребила друг друга в междоусобицах Алой и Белой розы. Ее заменила торговая верхушка. Она заправляла в парламенте, богатые купцы и предприниматели приобретали землю, покупали у короля титулы. И среди знати выдвинулись «новые люди» с деловой хваткой, перестроившиеся на барыши. В ту эпоху сказочные прибыли приносила международная торговля. Но на морях англичане были еще слишком слабыми. Дороги на запад, в Америку, монополизировала Испания. Дороги вокруг Африки, в Персидский залив, Индию, Китай — Португалия. Чужих они не пускали, корабли сжигали, экипажи истребляли. Балтийское море считала «своим» германская Ганза, за Средиземное боролись итальянцы и турки.

Узнав от поморов о северных морях, англичане задумали найти собственный путь в Китай. Под эгидой малолетнего короля Эдуарда VI (то есть окружавших его «новых людей») в 1553 г. туда послали 3 корабля командора Уиллоби. Но условия навигации в полярных морях оказались для британцев непривычными и очень тяжелыми. Одно судно погибло в буре. Корабль Уиллоби выбросило на пустынном берегу Лапландии. Русские рыбаки обнаружили его слишком поздно, командор и его экипаж погибли от цинги и холода. Капитану Ченслору повезло больше. Его занесло в Белое море, поморские моряки заметили терпящий бедствие корабль и привели к устью Двины. Холмогорский наместник принял гостей, выделил им питание, доложил царю. Кстати, либеральные историки, рассуждающие о «варварстве» нашей страны, не заметили любопытный факт. Англичане, конечно же, не знали русского языка. Но даже в захудалых Холмогорах нашлись люди, знающие немецкий, шведский. Моряков сумели понять, откуда они. Царь повелел доставить их в столицу.

Британцы были поражены изобилием русской земли. Описывали «много богатых деревень», оживленные пути сообщения — каждый день насчитывали 700–800 саней с хлебом, рыбой и другими товарами. А уж Москва вообще изумила гостей. Климент Адамс писал, что она «больше, чем Лондон с предместьями», в ней много «красивых церквей и монастырей». Вспоминал, что «англичане были ошеломлены великолепием, окружавшим императора» [343]. Ченслор тоже сообщал о роскошных приемах, богатстве царского двора. Он отметил и прекрасную артиллерию, многочисленные отличные войска. Указывал: «Если бы русские знали свою силу, никто бы не мог соперничать с ними, а их соседи не имели бы покоя от них» [344]. Уж наверное, русские знали свою силу лучше, чем заморские гости. Но психология у них отличалась от Европы. Царь применял свою силу только тогда, когда считал это оправданным и справедливым.

Мореходов он принял во дворце, и Ченслор передал ему грамоту Эдуарда VI «всем северным и восточным государям» с просьбой оказать содействие экспедиции. Государь дал пир в честь англичан. В