— Оставь ее. Я планировала казнить ее, это меньшее, что я могла предложить за ее преступления, но теперь, благодаря Калеа, — ее взгляд вернулся ко мне, — я думаю, что публичная казнь перед Вознесением будет в самый раз.

Моя кровь застыла, а колени подогнулись.

— Нет, — прошептала я. Руки Маршала обхватили мои руки, поддерживая меня, но я вырвалась. — Нет! Ты не можешь причинить ей боль.

— Маршал, останови ее! — прокричала Королева.

Он снова потянулся ко мне, а я потянулась к своей силе. Она зажужжала на кончиках моих пальцев, как раз в тот момент, когда кулак Маршала соприкоснулся с моей челюстью. Звезды вспыхнули в моем зрении, и я упала, почувствовав толчок боли, когда моя голова ударилась об пол.

— Прекрати! — закричала Ари, и я удивилась боли, которую услышала в этом крике. К этому присоединились проклятия моего отца, но оба они остались без внимания, и тонкие пальцы обхватили мое горло.

— Ты не сдашься легко, да? — прошипела императрица.

Заставив себя открыть глаза, я посмотрела на нее.

— Никогда…

Мой голос сменился криком, и я выгнулась, когда тысячи молний пронеслись по моему телу, обжигая мою плоть и делая мое зрение красным. Прошла вечность, ее сила сжигала меня заживо; каждая секунда, каждый удар сердца — чистая агония. Черные звезды танцевали перед глазами. Время не существовало… я не существовала… только боль. Только когда я едва пришла в сознание, ее сила наконец покинула меня, но боль не ушла. Она оставалась в каждой клеточке моего существа, умоляя меня просто умереть.

— Я предупреждала тебя. — Усмехнулась Лилит, прежде чем отпустить меня, и звук удаляющихся шагов возвестил о ее уходе. Маршал поднял меня на руки. Я попыталась сопротивляться, но из моего горла вырвался стон, так как каждый нерв внутри меня протестовал.

— Мне жаль, принцесса. — слова Маршала эхом отдавались в моей голове, когда сладкое забвение наконец-то нашло меня.

Глава 28

Цена неповиновения

Каждый вдох отдавался болью, напоминая мне, что я еще жива, когда черный туман рассеялся и реальность вернулась. Стараясь двигаться как можно меньше, я открыла глаза. Резкий свет ослепил меня, словно лезвия бритвы вонзились в глаза, и я прикусила губу, чтобы не закричать. Во рту появился медный привкус, а живот сжался от тошноты. Вот тебе и слабость. Что бы ни сделала со мной Лилит, я не была уверена, что смогу восстановиться самостоятельно.

Сделав еще один неглубокий вдох, я попыталась осмотреться, и мое сердце замерло, когда я узнала, где нахожусь. В своей спальне. Оставшиеся кучи моих големов исчезли… все, кроме их голов, которые были выставлены на комоде. Каменная, покрытая шлемом голова Рокки и разбитый череп грифона Джудекса. Рядом с ними стоял мой маленький глиняный голем Калькулус, из макушки его головы торчало фиолетовое перо.

Мои мысли вернулись к милому маленькому ребенку, который дал мне свою драгоценную игрушку. Доун. Даже если она не знала меня лично, она любила меня. Она доверяла мне в том, что я делаю то, что правильно, и обеспечиваю ее безопасность. И чтобы выразить свою благодарность, она отдала мне одну из своих самых ценных вещей.

С замиранием сердца я уставилась на Калькулуса. Свет от люстры отражался от его маленьких глаз с черными бусинками и блесток на его фальшивых черных доспехах. Доун была не виновата. Она верила в то, во что я верила большую часть своей жизни.

«Ты знаешь его меньше месяца! Как ты можешь верить его лжи, а не тому, что всю жизнь считала правдой? Ты должна думать головой, а не сердцем». — Я вспомнила слова Маршала. Он был прав; когда дело касалось Райкера, я думала сердцем. Но зачем Райкеру лгать мне? Ненависть, которую он и другие убийцы изображали, была настоящей. В этом был смысл.

Но я росла, окруженная добром и светом. Кроме недавней перемены императрицы, я никогда не замечала за ней жестокости или несправедливости, и ни один из сотен людей, с которыми я выросла, которые любили меня, заботились обо мне и учили меня… которые вырастили меня… не были злыми. Так во что же я должна была верить? Что было правдой?

Я подавила слабый всхлип и отвернулась. Послышался шепот, и я посмотрела на дверь, где стояли два стражника, один из которых засунул голову в приоткрытую дверь. Вероятно, они сообщали, что я очнулась, чтобы императрица могла продолжить ломать меня. Не то чтобы было что ломать. Я едва могла двигаться, не закричав.

И тем не менее, я все равно попыталась сесть, но мои руки не слушались. Я снова попыталась подняться, раздался знакомый звук лязгающего металла. Черт. Я была прикована к кровати. Усмехнувшись, я откинулась назад, не обращая внимания на покалывания в легких, и сделала вдох, это простое движение лишило меня остатков энергии. Как она могла так сильно меня ненавидеть?

Дверь со скрипом открылась, вслед за этим послышался шорох юбок.

— Итак, ты наконец-то проснулась, — промурлыкал самодовольный голос. Лицо Лилит появилось в моем поле зрения, ее глаза вернулись к своему обычному голубому цвету, и я сморщилась, не в силах забыть, какими кроваво-красными они были, когда я видела ее в последний раз.

Она улыбнулась.

— Тебе понравилась эта маленькая демонстрация силы, дорогая? Это ничто по сравнению с тем, что я запланировала для тебя.

— Не обязательно все должно быть так, — простонала я, дергая за цепи, которые удерживали меня. — Я всегда был готова пройти через Вознесение, отдать себя тебе, пожертвовать своей жизнью ради великой цели, и я готова и сейчас. Но только после того, как Ариадна будет освобождена, и я получу твою кровную клятву, что в ту же секунду, как ты вознесешься, ты исцелишь мою сестру от яда, который течет по ее венам.

Губы Лилит сжались. После того, как отец рассказал о том, что здоровье моей матери ухудшается, я наконец заметила эти признаки. Густая краска на ее лице, безуспешно пытавшаяся скрыть серые тени под усталыми глазами. Ее поникшие плечи и медленная походка, как будто она была измучена и страдала от боли.

— Ты не имеешь права предъявлять мне требования. Ты должна принять свое место добровольно, без вопросов и требований.

— Но я не собираюсь этого делать, и ты уничтожишь свое новое тело еще до того, как получишь его.

Лилит скривила губы, но прокашлялась, заставив сохранять безразличие.

— Любой вред, который тебе причинят, я могу просто исцелить. — Она подняла руку, приглашая кого-то еще. В поле зрения появилась служанка, протягивая деревянный