Рия смеялась – у нее кружилась голова: то ли от качания, то ли оттого, что он угадал правду. По словам Билли, у девушки в вуали и фиолетовых перчатках изо рта разило табаком, а другая девушка под хмельком начинала грязно ругаться, а у третьей была инфекция на коже – грибок – прямо под мышками. Билли рассказывал Рии все эти вещи с сожалением, но, дойдя до грибка, захихикал. Против воли, виновато и с наслаждением.

– Он этих бедных девушек просто по грязи протащил, – продолжал Уэйн. – Волосатые ноги. Дурной запах изо рта. Тебя это не пугает? Впрочем, ты такая милая, чистая. Наверняка бреешь ноги каждый вечер.

Он провел рукой по ее ноге. К счастью, она побрила ноги как раз сегодня вечером, перед уходом на танцы.

– Или ты их мажешь этой штукой, как ее? Которая растворяет волосы? Как ее там?

– «Нит», – сказала Рия.

– Точно, «Нит»! Только она ведь как-то не очень хорошо пахнет, а? Немножко похоже на плесень или дрожжи? Дрожжи. Ведь это у девушек тоже бывает? Я тебя не вгоняю в краску? Мне следует быть джентльменом и принести тебе еще попить. Если я смогу встать и пойти, я принесу тебе еще… Здесь нет практически ни капли виски, то есть абсолютно, – сказал он, вручая ей следующую бутылку кока-колы. – Это тебе не повредит.

Рия подумала, что его первая фраза – ложь, зато вторая – чистая правда. Ей ничто не могло повредить. И ничто не могло от нее укрыться. Она точно знала, что Уэйн задумал недоброе. Но все равно наслаждалась происходящим. Всю растерянность, весь туман, который заволакивал ей мозги в присутствии Билли, словно выжгло начисто. Ей хотелось смеяться над каждым словом, которое произносил Уэйн или она сама. Она чувствовала себя в безопасности.

– Это очень смешной дом, – сказала она.

– Отчего же он смешной? – спросил Уэйн. – Почему же этот дом вдруг смешной? Это ты смешная.

Рия посмотрела, как он качает черноволосой головой, и расхохоталась – он показался ей похожим на собаку. Он был умный, но было в нем и упрямство, граничащее с глупостью. Чисто собачье упрямство. И еще собачья унылость – в том, как он сейчас бодал колено Рии, а потом вздергивал голову, чтобы черные волосы не лезли в глаза.

Наконец Рия объяснила ему – постоянно прерываясь, чтобы похохотать над тем, что это вообще можно объяснить, – что ее смешит жестяная шторка в углу комнаты. Она сказала, что, видимо, за ней спрятан кухонный лифт, который идет снизу, из подвала.

– Мы можем свернуться клубочком там внутри, на платформе, – сказал Уэйн. – Хочешь попробовать? А Билли опустит нас на тросе в подвал.

Она снова взглянула на белую рубашку Билли. Насколько знала Рия, он ни разу не обернулся – посмотреть на нее – с тех самых пор, как сел за стол. А теперь прямо перед ней сидел Уэйн, так что, даже обернувшись, Билли не увидел бы, что туфля Рии болтается на одном большом пальце и что Уэйн щелкает пальцем по ее подошве. Рия сказала, что сначала ей нужно сходить в туалет.

– Я тебя провожу, – сказал Уэйн.

Чтобы встать, ему пришлось схватиться за ее ноги.

– Ты пьян, – сказала Рия.

– Не я один.

В доме Монков был туалет, точнее, санузел в заднем коридоре. Ванну заполняли ящики с пивом – они не охлаждались, их просто там хранили. Смыв в унитазе работал. Рия сначала испугалась, что он сломан, так как он, судя по виду, не сработал для предыдущего посетителя туалета.

Рия взглянула на свое лицо в зеркале над раковиной и обратилась к себе – беспечно и одобрительно. «Пусть он, – сказала она. – Пусть он». Она выключила свет в туалете и вышла в темный коридор. И тут же попала в руки, которые придали ей нужное направление и вывели через заднюю дверь. Прижали к задней стене дома. Рия и Уэйн вжимались друг в друга, хватали друг друга за разные места и целовались. Рии представилась она сама в этом слиянии как нечто такое, что открывают и потом с силой закрывают обратно, распахивают и сжимают створки, словно аккордеон. Еще ее что-то насторожило – что-то далекое, не связанное с тем, чем сейчас занимались она и Уэйн. Толкотня и хрюканье не то внутри нее, не то снаружи – кто-то добивался, чтобы его поняли.

К ним подбежал пес Монка и попытался влезть между ними. Уэйн знал, как зовут пса.

– Рори, сидеть! Рори, фу! – закричал он, дергая Рию за юбку.

Предостерегающие звуки, оказывается, исходили из живота Рии, плотно стиснутого между стеной и Уэйном. Открылась задняя дверь дома, Уэйн что-то отчетливо сказал Рии в ухо – она ни тогда, ни потом не понимала, что из этого произошло раньше, – и вдруг ее отпустили и у нее началась рвота. Она этого совершенно не ожидала до того самого момента, когда ее начало выворачивать, – она упала на четвереньки и ее тошнило, пока желудок не стал как выжатая тряпка, изодранная и зловонная. Когда все кончилось, ее затрясло, словно в лихорадке. Платье для танцев и нижняя юбка были все мокрые там, куда попала рвота.

Кто-то – не Уэйн, кто-то еще – поставил ее на ноги и вытер ей лицо подолом платья.

– Держи рот закрытым и дыши через нос, – сказала миссис Монк. – А ты пошел вон отсюда.

Последние слова были обращены не то к Уэйну, не то к Рори. Все приказы миссис Монк произносила одним и тем же тоном, в котором не было ни сочувствия, ни обвинения. Она потащила Рию вокруг дома и подсадила – почти втолкнула – в пикап своего мужа.

– Билли, – пробормотала Рия.

– Я скажу твоему Билли. Скажу, что ты устала. Не пытайся разговаривать.

– Я уже все вытошнила, – сказала Рия.

– Заранее никогда не знаешь, – сказала миссис Монк, выруливая задним ходом на дорогу.

Она проехала вверх по холму, не говоря больше ни слова, и притормозила у Рииного дома. Развернула пикап, остановилась и сказала:

– Смотри, вылезай осторожно. Ступенька высокая – выше, чем у легковушек.

Рия открыла дверь, вошла в дом, воспользовалась туалетом, не запираясь, сбросила туфли на кухне, всползла по лестнице на второй этаж, сняла платье и нижнюю юбку, скомкала и засунула этот ворох далеко под кровать.

Отец Рии встал рано, чтобы собрать яйца в курятнике и приготовиться к поездке в Гамильтон: он ездил туда каждое второе воскресенье. Мальчишек он брал с собой – они могли ехать в кузове грузовика. Рия с ними не ездила, потому что для нее не было места впереди, – отец брал с собой еще и миссис Кори, чей муж лежал в той же больнице, что и мать Рии. Когда он брал с собой миссис Кори, он всегда надевал хорошую рубашку и галстук, потому что по дороге домой они иногда заезжали в ресторан.

Он постучал к Рии в комнату – сказать, что они уезжают.

– Если тебе нечем будет заняться, отчисти яйца, они на столе, – сказал он.

Дойдя до лестничной площадки, он вернулся и крикнул через дверь:

– Пей как можно больше воды!

Рии хотелось завизжать, чтобы они все наконец убрались. Ей нужно было обдумать важные вещи, которые бились у нее в голове и не могли выйти наружу, потому что люди в доме как будто давили на нее. Поэтому голова у Рии так сильно болела. Когда шум грузовика затих вдали, Рия выбралась из кровати, осторожно спустилась вниз, приняла три таблетки аспирина, выпила столько воды, сколько в нее влезло, и бухнула молотый кофе в кофеварку, не глядя.