Другие кресла расположили перед помостом, оставив между ними проход. Места распределялись в соответствии со значимостью и положением гостей. Кристоферу досталось кресло у прохода в последнем ряду, и это было лучше, чем стоять. Его проинструктировал Уэллс, который, будучи мажордомом, отвечал за все аспекты церемонии. Разумеется, решал не он. Даже леди Далгат не имела власти в присутствии короля.

Теперь, когда момент был так близок, Кристофер тревожился, удастся ли епископу Парнеллу убедить короля сделать его графом.

Почему бы Винсенту не отдать надел сэру Гилберту? Он лучший рыцарь Маранона. Или одному из своих дружков-охотников, например, барону Линдеру. Проклятие, если уж на то пошло, почему бы не вручить титул моему отцу?

Кристофер не знал, каким рычагом воспользуется Парнелл, чтобы повлиять на решение короля, но это была не его забота, по крайней мере, пока. И с этой мыслью он позволил себе долгий, пристальный взгляд через двор, на стену, замысловато – и стратегически – украшенную. Два больших геральдических стяга свисали с парапета. Между цветами короля и Далгата прятался мощный арбалет, а также безумный безволосый человек без ногтей. Кристофер не видел ни его, ни оружия, но знал, что они там. Это был его подарок новоиспеченной графине.

Жители Далгата прибывали все утро. Кристофер видел их из своего окна на третьем этаже. Они приезжали верхом, на фермерских фургонах и телегах, но большинство приходили пешком. Огромные толпы людей, одетых в лучшие разноцветные одежды, гудели, заглушая море. Они встали небольшими лагерями у замковых стен и смеялись, пели и танцевали.

Кристофер находился на крыльце, когда Уэллс подал сигнал, и ворота наконец открыли. Люди с потными лицами хлынули во двор, где, за неимением настоящей стражи, роль охраны выполняли люди короля. Раскинув руки и громко отдавая приказы, они направляли бурлящую толпу к дальней стене и выстраивали ровными рядами, пока двор не заполнился. Прибывшие недостаточно рано остались снаружи, но все равно радовались. Для них это был праздник ничуть не хуже ежегодной ярмарки – нет, лучше, ведь подобные события случались раз за всю жизнь. По крайней мере, так они думали.

Здесь собрались тысячи людей. Мужчины в разноцветных капюшонах, укрывавших голову от солнца; женщины, качавшие ревущих младенцев; дети с широко открытыми глазами, непрерывно дергавшие родителей и тыкавшие пальцами в разные стороны, – все они улыбались в предвкушении. Они ждали представления – и они его получат.

Пропела труба.

– Пора, милорд, – сказал почти лысый человек с пучками седых волос. Это был королевский писец; его звали то ли Робанк, то ли Робант.

Они вышли вместе. Уэллс организовал церемонию в свадебном духе, и в определенном смысле это и была свадьба. Нисе предстояло дать клятву верности своему сеньору, а тот в ответ вручит ей власть над Далгатом. Между графиней и королем возникнет связь – и, как и в браке, она будет намного крепче привязана к нему, чем он к ней.

Шагая вместе с писцом сквозь толпу к своему месту, Кристофер заметил черный капюшон, совершенно неуместный среди оранжевых, желтых, синих, красных и коричневых. Словно акулий плавник, он рассекал собравшихся, удаляясь от помоста, к которому все стремились, и направляясь к дальней стене – той самой, где висели огромные геральдические стяги.

Кристофер замер, пытаясь проследить путь черного капюшона, который напомнил ему… Но это невозможно! Ройс Мельборн уже в Манзанте, заперт в кошмарной дыре, из которой нет выхода.

– Лорд Фокс! – позвал писец, дергая Кристофера за рукав. – Мы должны идти вместе. Что-то не так?

Кристофер оглядел скопление веселых местных жителей, но призрак исчез. Нервы. Он покачал головой и ответил:

– Нет, нет, все в порядке. Просто меня ошеломило все это великолепие. Идемте, друг мой.

Они приблизились к своим местам, но не сели. Никому не позволялось садиться прежде короля. Вышел королевский камердинер, а потом – единственная женщина, помимо Нисы Далгат, получившая кресло. Король называл ее Ионой, однако Кристофер слышал, что настоящее имя женщины – Бесси. Она была любовницей его величества. Кристофер удивился, что ей вообще досталось место, но старушка Бесси продержалась дольше прочих куртизанок. По его подсчетам, она уже седьмой месяц не вылезала из королевской постели.

Вскоре появились оруженосцы и рыцари, сэр Датан и сэр Якоб, в парадных плащах с гербами. Вновь пропела труба, и епископ Парнелл с величавым видом занял свое место на помосте. Снова труба – и из замка вышла леди Далгат. При виде ее воцарилась такая тишина, что Кристофер слышал шуршание длинного синего платья по ступеням, когда она поднималась на помост. Леди Далгат подошла к своему креслу и развернулась на левом каблуке лицом к толпе. К первому трубачу присоединились еще трое, и все четверо провозгласили выход короля.

Заслышав трубу, все собравшиеся, включая людей возле кресел, опустились на одно колено. Трубачи также преклонили колено и голову, и лишь птичье пение, шорох ветра в знаменах и далекий шелест волн сопровождали короля Винсента на пути к середине помоста.

– Люди Далгата, – произнес он. – Его сиятельство граф Бидль Далгат скончался. Я скорблю о его утрате и молю Марибора и Новрона позволить его духу почивать с миром. Сегодня я здесь, чтобы назначить его преемницу – дочь, леди Нису Далгат.

Король сел, и, словно высвобожденные пружины, люди вскочили и разразились приветственными криками. Кристофер и другие, удостоившиеся кресла, уселись под рев толпы. Кристофер наклонился и поймал взгляд леди Далгат. Улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ.

Все получится, мысленно сказал он себе, но не слишком убедительно.

Улыбка леди Далгат встревожила его намного сильнее капюшона. Она никогда прежде не улыбалась ему, и он не знал, что это означает.

Ройс хорошо ориентировался в толпе. Маленький и ловкий, он предвидел течения и заторы и использовал их себе на пользу. Адриан пробирался за ним, вклиниваясь в просвет, прежде чем тот успевал сомкнуться. В редких случаях, когда Ройс сталкивался с преградой, хватало грозного взгляда, чтобы расчистить путь. Мужчины с тяжелыми, мозолистыми кулаками избегали Ройса по той же причине, по которой у некоторых хорошеньких женщин никогда не бывает ухажеров: люди молчаливо общались посредством языка тела, зрительного контакта и позы. Кто-то говорил: «Я друг, поболтай со мной». Послание Ройса было равносильно нацеленному клинку. Его взгляд мог устрашить целую комнату, набитую закоренелыми преступниками, и в случае простых фермеров и матерей с детьми эффект усиливался. Им он казался надвигающейся смертью. Большинство торопливо убирались с его дороги.

Ройс направлялся к дальней стене. Поднятый парапет на той стороне двора был целиком окутан знаменами – отличное укрытие, – находился на правильном расстоянии – менее ста ярдов до мишени – и открывал прямой вид на помост. Подобную задачу мог решить даже идиот вроде Фокса. И, очевидно, решил. У остальных парапетов стояли лестницы. Убийца засел наверху в одиночестве. Он выстрелит, спустится на ту сторону стены, где его будет ждать лошадь, и скроется прежде, чем кто-либо осознает случившееся. Когда толпа поймет, что произошло, возникнет хаос, двор будет блокирован и не позволит преследовать убийцу.