Ланглуа собрался уходить, но с порога вернулся.

— Чуть было не забыл попросить у вас фотографию вашего племянника. При теперешних обстоятельствах я предпочитаю обращаться к вам, а не к журналистам, чтобы не привлекать к событиям лишнего внимания.

— С удовольствием, сколько угодно! От младенческих до вырезок из газет. План-Крепен, принесите фотографии из моего секретера.

Фотографий в самом деле был целый ворох. Комиссар Ланглуа задержался взглядом на свадебных.

— Чудесная пара, ничего не скажешь, — заметил он.

— Очень жаль, что находятся люди, которые из кожи вон лезут, желая разрушить этот союз, — с горечью заметила План-Крепен. — И порой к ним присоединяется сам Альдо!

Комиссар со смущенным видом кашлянул.

— Кстати… Простите, если это покажется вам бестактностью, но нет ли у вас фотографии госпожи Белмон? Я, конечно, мог бы обратиться в какой-нибудь модный журнал вроде «Вог», но это все равно пресса, пусть и не газетная. Мне не хотелось бы в нашем деле никаких журналистов, вы сами понимаете.

— Если вы соизволите задержаться еще на несколько минут, выпив капельку того, чего сами пожелаете, я попробую вам помочь, — сообщила Мари-Анжелин, поднявшись со своего места. И, не дожидаясь ответа, она направилась к двери.

— Что она имеет в виду? — заинтересовался комиссар, когда План-Крепен вышла.

— Я, кажется, догадываюсь, — ответила маркиза. — Кроме феноменальной памяти наша План-Крепен обладает бездной самых разнообразных талантов. Не последний среди них — умение рисовать. Не подумайте, что речь идет об акварельных цветочках, чему обучают в монастырях и пансионах благородных девиц. Держу пари, она принесет вам портрет Полины Белмон.

— Но портрет требует времени! Будет лучше, если я пришлю за ним своего помощника.

— Не трудитесь. Выпейте со мной бокал вина, и в самом скором времени получите портрет.

— И он будет схож с оригиналом? Мне кажется, нужно хорошо изучить человека, много с ним общаться, чтобы нарисовать его портрет по памяти.

— Общаться? Ни за что! План-Крепен ненавидит Полину, видя в ней угрозу для Лизы.

— И… Она ошибается? Что вы на этот счет думаете, мадам?

— И ошибается, и нет. Одно могу сказать, Альдо глубоко привязан к Лизе и ни за что не захочет ее потерять.

— Но он любит играть с огнем, если мне позволено будет сделать вывод из нашего последнего разговора.

— Дело не совсем в этом. Он увлечен госпожой Белмон чисто физиологически. К несчастью, она его страстно любит и…

Возвращение Мари-Анжелин помешало маркизе закончить фразу.

— Прошу, — проговорила План-Крепен, протягивая комиссару два рисунка пером, сделанных словно бы одним росчерком. На одном было изображено лицо, на другом — силуэт, оба как живые.

— Потрясающе! — с изумлением похвалил комиссар. — Как вам это удается?

— Нет ничего проще, — весело отозвалась Мари-Анжелин. — Использую метод Сирано де Бержерака: бумага и память, остается только зарисовать.

Ланглуа не мог удержаться от смеха.

— В самом деле, проще некуда! Если однажды госпожа де Соммьер оставит вас без работы, не забудьте навестить меня. Вы самый изумительный физиономист, какого я встречал в своей жизни! Бесконечно вам благодарен.

Комиссар допил свой бокал вина и встал с кресла. Художница, секунду поколебавшись, отрывисто спросила:

— А нет ли у вас знакомых… или друзей в лондонской полиции? Например, в Скотленд-Ярде?

— Я когда-то встречался с суперинтендантом Гордоном Уорреном, но Альдо Морозини и Адальбер Видаль-Пеликорн знают его куда лучше меня. А почему вы спросили об этом?

— Речь как раз об Адальбере Видаль-Пеликорне. Он уехал в Лондон и собирается там жить, чтобы быть ближе к этой негодной Торелли. Связь между нами потеряна. А между тем нам сейчас так нужна его помощь!

— В самом деле, я что-то давно не видел Адальбера Видаль-Пеликорна. Так вы говорите, он поехал вслед за этой певицей?

— С чемоданами и вещами. Он поселил ее в своей лондонской квартире, а сам живет в гостинице, и для него больше никого не существует, кроме соперника, славного господина Уишбоуна. Квартира в Париже заперта на замок, а своего верного слугу Теобальда он забрал с собой, сказав, что тот будет служить не ему, а этой мадам. Бедный Теобальд пришел в отчаяние и согласился поехать только с тем, чтобы в Лондоне взять расчет.

— Подобное поведение не в духе Адальбера Видаль-Пеликорна!

— План-Крепен! — вздохнув, заговорила маркиза. — Вам не кажется, что у комиссара уже достаточно забот? Наш Адальбер влюбляется не в первый раз и не в первый раз ссорится с Альдо. И как я горячо надеюсь, не в последний.

— Постараюсь что-то узнать и об этой истории. До меня доходили смутные слухи о певице Торелли. Прекрасная дама, похоже, злоупотребляет своими чарами, из-за нее свели счеты с жизнью уже несколько мужчин. Вы хорошо сделали, что рассказали мне об этом. В любом случае, прошу вас, не тревожьтесь. Как только у меня появятся вести об Альдо, я сразу же вам сообщу. Главное, не теряйте бодрости духа!

— Ну, этого у меня не отнять! — гордо объявила Мари-Анжелин. — В нашей семье все крепкого закала…

— Начиная с Крестовых походов! — заключила тетя Амели с тенью улыбки в прекрасных зеленых глазах.

Проверка кампании такси была проведена мгновенно и оказалась очень информативной. Выяснилось, что автомобиль с номером, указанным Люсьеном, принадлежит русскому, Федору Разинскому, бывшему адвокату из Петербурга, который совершенно не походил на упитанного итальянца, описанного Люсьеном. У Разинского была совершенно иная внешность. Высокий, худой, седеющий блондин чем-то походил на Карлова, с которым, как оказалось, он был даже знаком. Сходство оказалось не только внешним. Похожим был и глухой рокочущий бас, который наверняка мощно гремел под сводами церкви, и обидчивый гордый характер, который трудно было скрыть. Когда инспектор Соважоль явился к нему домой на улицу Фий-дю-Кальвер, желая очень вежливо осведомиться, где тот был и что делал вечером 3 декабря, тот сразу возмутился.

— А вам что за дело? — пророкотал Разинский.

Не желая вступать в пререкания, невысокий Соважоль вежливо ему улыбнулся:

— Мне необходимо это знать.

— Извольте объяснить, по какой причине!

— Причина состоит в том, что, возможно, мне придется отвезти вас в тюрьму как сообщника в деле о похищении, — все так же вежливо отвечал Соважоль.

— Меня?! В тюрьму?!

— Именно. Вас и, само собой разумеется, ваш автомобиль. Поскольку ваш автомобиль — необходимое условие удачного похищения.

Великан согнулся поплам и взглянул в лицо отважного полицейского, яростно сопя.