что на нем одежда не отца. Джинсы отлично прилегают к его заднице, а обувь, похоже, просто идеально ему подходит. Я не могу отвести взгляда от его футболки, как она растягивается, когда он поднимает коробку. Трудно не смотреть. Я вспоминаю ту нашу ночь, как его нежные руки очерчивали мое тело, а его горячая плоть прижималась ко мне. Теперь я думаю, удастся ли мне когда-нибудь снова так прикоснуться к нему. Его глаза встречаются с моими на несколько мгновений, и я слегка ему улыбаюсь, пытаясь изо всех лишь одним взглядом извиниться. Он не показывает, что понял меня, или что готов даже попытаться.

— Лили, — окликает мама, вырывая меня из иллюзий. — Раз ты здесь, можешь пойти в спальню брата и посмотреть, что стоит сохранить, а что отдать на благотворительность?

Я смотрю на нее так, будто у нее только что выросла третья голова.

— Эмм… мне так не кажется. Я ни за что не смогу этого сделать.

— Ты должна, Лили. Ты была ему ближе всех и лучше знаешь, что мы должна оставить, а от чего избавиться.

— Но, мама! — хнычу я. — Я не могу. Я не заходила туда с момента его смерти. Как ты можешь заставлять меня это делать?

Она успокаивающе проводит рукой по моей спине:

— Милая, я знаю, что это тяжело. Поверь мне. Я знаю. Но мне стало легче, когда я заставила себя зайти туда… это принесло облегчение. Для нас пришло время двигаться вперед, отложить то, что произошло, и вспомнить все хорошее, что мы получили за то короткое время, проведенное с ним.

Конечно, я понимаю. Я все это понимаю… в теории. Но как она может вывалить все это на меня так неожиданно? Это требует времени, я не могу просто наклониться и начать копаться в его вещах. Все в его комнате драгоценно. У каждой вещи есть определенный смысл, особенный для него в некотором роде. Как она может ожидать от меня, что я так просто отпущу это?

— Не знаю, мам. Я просто не знаю, смогу ли сделать это. Ты ведь знаешь, как тяжело я все переживаю.

— Может, мне самой это сделать? Несмотря на вероятность, что я выкину то, что ты хотела бы сохранить? Я сомневаюсь. Ты будешь сожалеть об этом, если не сейчас, то в один прекрасный день. Тебе нужно это, Лили, — говорит она твердым, но добрым тоном. Затем смотрит на Дрю, который спускается со стремянки и встает рядом с ней. — Может, тебе поможет Дрю? — предлагает она и поворачивается за ответом к нему.

Дрю кладет руку на шею и морщится. На щеках появляются глубокие ямочки, когда он качает головой.

— Сомневаюсь, что это хорошая идея, миссис Морган. Думаю, Лили недостаточно мне доверяет, чтобы я помог ей с настолько личными вещами.

Он смотрит на меня, и черты его лица ожесточаются, а глаза кажутся такими грустными, когда он отворачивается и тянется к другой коробке. Мама выгибает на меня бровь, как будто спрашивая, в чем дело. Я качаю головой, как бы отбрасывая мысль того, что между нами происходит что-то не то, но решаю, что Дрю злится, потому что думает, что я не доверяю ему. Я не уверена, из-за чего он делает такой вывод, но знаю, что мне нужно поговорить с ним сегодня и выяснить, что же его беспокоит.

— Ладно. Я пойду туда, — выпаливаю я. — Но я не буду делать это одна; ты должна помочь мне. Папа тоже должен… но я лучше остановлюсь на этом.

— Спасибо, милая. Тебе правда станет легче после этого. И, конечно же, я помогу. Подожди, я спущусь в гараж и возьму сумки.

Она целует меня в щеку и направляется к лестнице. Я замечаю, что Дрю наблюдает за мной. Молча я поворачиваюсь и иду вниз по коридору. Прохожу три комнаты, прежде чем добираюсь до комнаты Джесса в конце коридора. Чем ближе я подхожу к двери, тем сильнее у меня дрожат руки. Я не переступала невидимый порог его комнаты со дня аварии. Когда мама говорила, что мне нужно зайти сюда, это казалось смешным. Я берусь за ручку, делаю глубокий вдох, поворачиваю ее и открываю дверь.

В нос ударяет аромат освежителя воздуха с запахом яблочного пирога, и из глаз мгновенно текут слезы. Я моргаю, зная, что это любимый аромат Джесса. Мама привыкла наполнять дом запахами свежести или постельного белья, но Джесс хотел другого. Мама, должно быть, заполняла его освежитель воздуха для своего личного утешения, потому что невозможно, чтобы старый до сих пор работал.

Когда входишь в его комнату, то сразу же понимаешь, каким был его любимый цвет. Голубые стены, темно-синий коврик, прямо как и его постель, которая представляет смешение синих клеток. В дальнем углу располагается его огромная полка с книгами, и я не могу побороть желание посмотреть, что же скрывается за ними. Хотя здесь присутствует гора книг по праву, которые ему отдал отец, все равно больше художественной литературы и комиксов. Я улыбаюсь фигуркам из «Звездных войн», стоящим на верхней полке. Когда я подхожу к столу, то замечаю коробку со словом «университет», написанным в углу черным маркером. Заглядываю внутрь и обнаруживаю несколько книг и кучу фильмов. Сверху лежит диск «Индиана Джонс и Храм Судьбы». Я беру его очень осторожно, как будто он может сломаться, и прижимаю к груди. Затем подхожу к кровати, сажусь на край и закрываю глаза, отчаянно пытаясь не разрыдаться. На секунду мне кажется, что он лишь спустился вниз за соком, а не исчез из моей жизни навсегда. Я задумываюсь, сколько раз приходила к нему в комнату, и он нависал надо мной, объясняя последнюю компьютерную игру. Или вечера, которые мы проводили, играя в скрэббл на его кровати, а я подглядывала в словарь, чтобы выиграть. Много раз мы ложились спать лишь после четырех утра, потому что смотрели глупые фильмы, которые должны были нас напугать, но сюжет был такой нереалистичный и смешной, чтобы вызвать у меня страх. У нас были такие отношения, что нам нравилось проводить время друг с другом, нежели с нашими друзьями и порознь. Я всегда думала, что было забавно, что ни одна из моих подруг не понимала, почему мы так хорошо ладим, потому они все ненавидели своих братьев.

Матрас прогибается, и я вижу, что рядом со мной сидит Дрю.

— Ты в порядке? — шепчет он.

Я киваю, и в тоже время по щекам начинают течь горячие слезы. Он обнимает меня рукой за