Ч-637 сжал его серыми пальцами, но не протянул руки к договору. Вместо этого он так же напряжённо смотрел чёрту в глаза до тех пор, пока тот не скривился:

– Ну, старик, зачем тебе это? Ведь слаще помнить, как ты едва не умер, через что ты прошёл, разве нет? Нет? Ну хорошо, если ты так просишь… – он смял бумаги в комок и тут же развернул его назад. – Вот, добавил ещё один пункт, параграф восемь «О добровольном забывании», прочитать вслух или и так поверишь?

Ч-637 слабо кивнул и пошевелил рукой. Чёрт протянул ему договор, Ч-637 дёрнул кистью, перо едва оставило след на бумаге, но через миг подпись Самуила Лейбовича Гольдберга вспыхнула искрой, слепяще-белой, как при сварке. На мгновение она ослепила умирающего, но когда её отпечаток погас на его сетчатке, он резко сел.

Никакого чёрта рядом не было, не было и коек больничного барака: яркое солнце било сквозь не до конца задёрнутые бархатные шторы да в огромной кровати посапывала, свернувшись клубком, пышная блондинка. Семён Львович знал, что её зовут Алевтина и они уже год женаты. Он посмотрел на будильник – о, надо спешить, через час его ждут в театре, предстоит читка его новой пьесы. Семён сунул руку под одеяло и ущипнул спящую Алевтину за аппетитный зад.

– Пора, красавица, проснись! – сказал он. – Аля, вставай! Мне нужна утренняя порция творческого вдохновения!

Алевтина сквозь сон промурлыкала «Сёмушка…», перевернулась на спину и, не открывая глаз, протянула губы для поцелуя.

Семён стащил с жены одеяло, полюбовался на роскошные груди – ого-го какие, не надоедает ни смотреть, ни трогать! – ещё раз поцеловал, сам себя спросил: «За что мне такое счастье?»

И сам себе ответил: «Да ни за что! Наверно, я просто везунчик!»

– Значит, меня арестовали в декабре тридцать седьмого? – задумчиво сказал Семён. – Десять лет я оттрубил по лагерям, осенью сорок восьмого умирал в лазарете, а ты пришёл, подсунул мне договор и всё переиграл – вернул в Москву, придумал другую, ложную жизнь. И в ней я стал успешным драматургом, известным всему городу ходоком, любимцем дам… но только живых воспоминаний про эти одиннадцать лет ты мне не выдал, вот, значит, отчего у меня провал в памяти!

– Ну, про воспоминания в договоре ничего не было сказано, – возмутился чёрт. – Ты просил про всё забыть – я это сделал. А воспоминаний ты не заказывал, так что мы на этом немного сэкономили, было дело. Попросил бы – были бы нормальные воспоминания, как у людей. Первое свидание, трепетный поцелуй, вся эта лабуда. Страстная любовь в штабной землянке. И потом – родной город после освобождения, рассказы очевидцев, попытки найти ров, где лежат именно твои родные, смертная тоска, отчаяние, бессилие, злость… я бы красиво всё оформил, но ты же не попросил? Значит, сам виноват, претензии не предъявляются. Надо было договор читать внимательно.

– Ещё не поздно, – сказал Семён. Внезапно он почувствовал себя молодым и полным сил, как в тот год, когда приехал в Москву учиться на юриста, – давай договор, я почитаю.

– Так он уже сдан в архив, – развёл руками чёрт, – у нас знаешь какая бюрократия? Надо за полгода заказывать. К тому же ты всё уже подписал, чего там читать?

– Давай договор, сука, – прошипел Семён, – кончай, блядь, юлить, а то я тебе твоё перо в жопу засуну, будешь как птичка чирикать.

– Фу, – поморщился чёрт, – как грубо. Интеллигенты, когда изображают простых людей, всегда так нелепо выглядят…

– Ну хорошо, – сказал Семён. – Давай по-другому. Хочешь, чтобы я подписал твою бумажку, – давай договор. И без всяких твоих шуток – чтобы я его нормально прочесть мог, понял?

Чёрт вздохнул, протянув руку, вытащил из воздуха папку с надписью «Хранить вечно», а в ответ на удивлённый взгляд Семёна сказал:

– Ну, какая была под рукой, ту и захватил. Тем более наш-то договор в самом деле на всю вечность.

Семён разложил перед собой скреплённые листы бумаги и медленно начал читать. Да, подумал он, папа был прав, надо было стать юристом. Но как-нибудь и так справлюсь.

И он справился.

– Смотри, – сказал он, – параграф одиннадцать, подпункт три тире один. «Акт приёмки-сдачи работ должен быть подписан сторонами не позднее момента смерти Подписанта. До момента подписания данного акта любая сторона имеет право расторгнуть договор по собственному желанию, если у неё есть основания утверждать, что обязательства противоположной стороны выполнены не полностью или некачественно. Расторжение договора возможно без предварительного уведомления, в результате устного или письменного заявления стороны, расторгающей договор».

– И что? – сказал чёрт. – Разве мои обязательства выполнены не полностью? Или – как это там? – некачественно?

– Конечно! – уверенно сказал Семён. – Смотрим параграф третий, не помню, какой подпункт. Мне обещано счастье, слава и богатство.

– И разве я тебе недодал чего-нибудь? Ты что, безызвестный и нищий?

– Я известный и богатый, – кивнул Семён, – но я несчастлив.

– Ну, знаешь, люди вообще несчастны, – возмутился чёрт. – А лично ты несчастлив, потому что не хочешь принять то, что я тебе дал. Посмотри на твоих коллег, на тех, с кем ты пьёшь в ЦДЛ, – разве они несчастны?

– Да, – ответил Семён, – они все несчастны.

– Это смотря с кем сравнивать, – чёрт развёл руками, – если со звёздами Голливуда, то, может, и несчастны. А если с простыми работягами? С зэками? С диссидентами в психушке? С теми, кого отовсюду выгнали?

– Прекрати демагогию, – сказал Семён, – лапшу на уши я тоже умею вешать. Я официально заявляю, что считаю условия договора невыполненными и на основании параграфа одиннадцать требую его немедленного расторжения.

– Постой, – чёрт оказался рядом с Семёном и приобнял его за плечи, – конечно, ты в своём праве. Но ты понимаешь, что будет, если я приму твоё заявление? Всё отыграется назад – ни славы, ни денег, ни жены, ни любовницы, ничего. Лагерь, вышка, барак. Голод, истощение, смерть. А если не умрёшь – то урановые рудники, как раз через пару дней этап должен был уйти, вот дождётся тебя, и отправишься… как это?.. в год добыча, в грамм труды! И всё это – ради спасения твоей души? У тебя что, разве есть гарантии, что, не подписав договор, ты спасёшь свою душу? Может, ты и так давно обречён аду!

– Плевать мне на душу, – сказал Семён, – верни мне мою жизнь! И не пугай меня адом: я в нём уже и так побывал, причём дважды – на Колыме и здесь, в Москве, за последний год. Господи, теперь мне хоть понятно, почему я так страшно пью!

Чёрт вздохнул и выпрямился на стуле. Теперь он принял серьёзный и официальный вид.

– По закону я должен трижды спросить подтверждение, и в случае его получения договор будет считаться расторгнутым без каких-либо