Посмотрев на остаток, Ван Чанчи сказал:

— И правда, до смешного мало, но у меня через не сколько дней получка.

— Есть хорошее выражение: «Чинить крышу…» — как там дальше?

— «Чинить крышу, пока нет дождя», — напомнил Ван Чанчи. — Я приводил этот пример, когда лежал в уездной больнице, не думал, что ты его еще помнишь.

— Твоя получка нас все равно не спасет.

— А что ты предлагаешь?

— Ты можешь гарантировать, что никто из нас не заболеет? Я уже не говорю, что нужно копить деньги для Дачжи, иначе на что он пойдет в школу?

Первый раз за все время, как к ним переехали родители, Ван Чанчи тяжело вздохнул.

— Единственный выход, — продолжала Сяовэнь, — выйти мне на работу.

— А как быть с Дачжи?

— А на что дедушка с бабушкой?

— Они могут плохо на него повлиять.

— Я тоже могу плохо на него повлиять.

— Снова устроишься массажисткой?

— Ничего другого я делать не умею.

— И тебе будет приятно на эти деньги отправлять Дачжи в школу?

— Как говорится, кукурузу удобряют навозом, да и цветы вырастают из грязи.

Ван Чанчи не стал возражать, Сяовэнь его практически уговорила. Он задумчиво смотрел на Дачжи, словно перед ним был чудесный цветок или кукуруза. Дачжи уродился очень симпатичным, у него были выразительные глаза и крупные уши. Когда он улыбался, на его щечках появлялись умилительные ямочки. Но он был не просто смазливым мальчуганом — в нем угадывались черты утонченного аристократа. В свои три с лишним месяца он прекрасно реагировал на все, что происходило вокруг. Едва Ван Чанчи переводил куда-нибудь свой взгляд, Дачжи делал то же самое. Ван Чанчи смотрел влево, и Дачжи смотрел влево; Ван Чанчи смотрел вправо, и Дачжи смотрел вправо. Как только взрослые меняли интонацию на более строгую, он, если даже плакал, тотчас замолкал, после чего, дождавшись тишины, начинал плакать снова. Если Ван Чанчи начинал петь какую-нибудь песню, особенно из тех, что он пел, когда Дачжи был еще в животе, тот сразу навострял свои ушки и начинал в такт махать кулачками, точно дирижировал. На это можно было смотреть бесконечно.

Неожиданно откуда-то снизу послышалось тарахтение, Сяовэнь выбежала на звук. «Дэн, дэн, дэн…» — и уже через минуту она вместе с Лю Шуанцзюй затащила внутрь коляску с Ван Хуаем. Ван Чанчи повернулся в их сторону и почувствовал что-то странное. Особенно подозрительно выглядел Ван Хуай, казалось, он намеренно отводит свой взгляд.

— Вы ходили попрошайничать? — спросил Ван Чанчи.

Ван Хуай помотал головой, а Лю Шуанцзюй сказала:

— Мы просто выходили прогуляться по парку.

— Если будете клянчить деньги, то не посмеете называться дедушкой и бабушкой Дачжи, — пригрозил Ван Чанчи.

— Говорят же тебе — не клянчили, с чего ты вообще это взял? — заступилась за них Сяовэнь.

Такое поведение Сяовэнь вызвало у Ван Чанчи лишь еще бо́льшие подозрения.

— Тогда вы будете не против, если я вас обыщу?

Ван Хуай задрал руки кверху и сказал:

— Что ж, обыскивай.

Ван Чанчи подошел к нему, присел на корточки и вывернул карманы Ван Хуая. Однако ничего, кроме половинки черствой пампушки, он в них не нашел. Тогда Ван Чанчи уставился на Лю Шуанцзюй.

— Неужели ты еще и во мне сомневаешься? — спросила та.

Ван Чанчи обыскал карманы Лю Шуанцзюй, но, кроме пачки носовых платков, тоже ничего не обнаружил.

— Теперь-то убедился? — спросила Сяовэнь.

— Мы все должны быть для Дачжи примером, а не помышлять целыми днями о том, что опорочит любого из нас.

Сяовэнь сразу поняла, что Ван Чанчи намекал на Ван Хуая, и решила за него заступиться:

— Что, кроме бедности, может нас опорочить?

Поздней ночью, когда Ван Чанчи уже крепко спал, Лю Шуанцзюй аккуратно растолкала Сяовэнь. Женщины тихонько встали, прокрались к окну и стали считать деньги: один, два, три… Итого — двадцать два юаня семь мао пять фэней.

— А куда вы дели деньги во время обыска? — поинтересовалась Сяовэнь.

— Под стельку, — ответила Лю Шуанцзюй.

— Он нас чуть не раскусил, — заметила Сяовэнь.

Радостные, что избежали беды, обе женщины захихикали. А вот Ван Хуаю было не до смеха. Уставившись в потолок, он страдал от точно таких же противоречивых чувств, как и Ван Чанчи.

43

Сяовэнь снова устроилась в спа-салон к Чжан Хуэй. Она уходила каждый вечер после ужина и возвращалась часа в два-три ночи. Перед уходом Сяовэнь наносила макияж, а приходя домой, смывала. Красилась она весьма небрежно, поэтому весь процесс занимал у нее не больше десяти минут. Но в эти несчастные десять минут вся семья сидела, затаив дыхание, и прислушивалась к каждому ее движению. Сяовэнь в свою очередь изо всех сил старалась, чтобы ее никто не видел и не слышал, словно ее и вовсе не было. Она не решалась заговорить или нормально вздохнуть, она передвигалась на цыпочках, бесшумно закрывая и открывая дверь, мечтая лишь о том, чтобы уменьшиться до размеров муравья или вообще стать невидимой.

Ван Хуай как-то не выдержал и спросил:

— Зачем Сяовэнь красит губы, если она просто делает массаж?

— А почему бы ей не красить губы? — вопросом на вопрос ответил Ван Чанчи.

Тогда Лю Шуанцзюй ехидно заметила:

— Хорошо, если она там только массаж делает.

— А что же ей там еще делать, как не массаж? — ответил Ван Чанчи.

Лю Шуанцзюй надеялась, что сын, что называется, ухватится за лозу и доберется до тыквы, но тот оставался непрошибаем. Мысленно напрягшись, она спросила:

— Ты правда ничего не понимаешь или делаешь вид?

— Я правда ничего не понимаю, — ответил Ван Чанчи.

Лю Шуанцзюй повернулась в сторону Ван Хуая. Тот прочистил горло и сказал:

— Если бы Сяовэнь просто делала массаж, она бы красила губы лишь один раз за вечер.

— Откуда ты знаешь, что она красит их не один раз? — спросил Ван Чанчи.

— У тебя совсем нет глаз? Иногда она уходит с красными губами, а приходит с фиолетовыми или уходит с фиолетовыми, а приходит с оранжевыми.

— Что же, она не может их подкрасить, когда захочет?

— Тогда как ты объяснишь вот это?

С этими словами Лю Шуанцзюй вытащила презерватив.

— Я нашла это у нее в сумке.

— Нас живет слишком много в одной комнате, если некоторые вещи она не будет носить с собой, то вряд ли мы будем чувствовать себя удобно, — заметил Ван Чанчи.

Ван Хуай хлопнул по поручням, он хотел что-то возразить, но промолчал. А Лю Шуанцзюй сказала: