— О! Я что-то припоминаю: нет, правильно вы ее не стали ждать! В четверг 2 ноября пьеса началась с двадцатиминутным опозданием, произошел один неприятный случай. У нас в театре дамы допускаются в партер только с непокрытой головой, запрещены шляпы и любые другие головные уборы. А второго одна зрительница отказалась снять шляпу, такой у нее был шелковый капот и на нем целый фруктовый сад — и яблоки, и виноград, и сливы. Произошел скандал, пришлось поправлять всей труппе макияж. Кстати сказать, мадемуазель Понти такая бездарность! Ну, публика разнервничалась, тем более что в четверг много зрителей по абонементам. Точно-точно, припоминаю, что, поскольку было поздно, мадемуазель Понти прямиком отправилась домой.

— А седьмого? Я тоже все ноги оттоптал, ожидая ее.

— Я вам не почтовый календарь! Вы думаете, вы один такой за ней приударяете? Седьмого она усвистела с капитаном стрелков, вся грудь в орденах, ну а дальше не знаю, я свечку не держала.

Виктор, хоть весь и кипел от любопытства, флегматично заметил:

— А она что, недавно болела? До меня дошли слухи, что ее не было в театре… Вечно ходишь, ходишь, пытаешься ее застать… Вот 29 октября я столько времени потерял напрасно!

Костюмерша огорченно скривила губы, что означало: жалко, вам не пришло в голову прибегнуть к моим услугам, я была тогда совершенно свободна!

— Да, мадемуазель Понти отсутствовала целую неделю, ездила на похороны бабушки. Вот уж ее дублерша радовалась! Ну, непростое дело съездить на юг и обратно!

— На юг? Какой еще юг?

— Юг Франции, какой же еще! Не в Антарктиду же, это как-то слишком далековато! Ну даете! Похоже, вы не семи пядей во лбу, а?

Виктор нахмурился, пытаясь нащупать в памяти воспоминание о какой-то чрезвычайно важной детали. Что же ему такое сказала мадам Ноле, мама бедного маленького Флорестана, по поводу Лины Дурути?… «Она баскского происхождения». Не означает ли поездка на юг Франции к родне, что Шарлина и Лина — одно и то же лицо?

Он не без труда освободился от заигрываний костюмерши, обещав ей, что будет ее навещать каждый свой приход в театр.

— Меня зовут Амандина, — игриво обронила она на прощание.

* * *

Он собирался поужинать в «Модном быке», но там не было свободных мест. Пытаться договориться с официантом в длинном белом фартуке было бесполезно: ему надо было накормить слишком много народу. Тот, которого Виктору все же удалось поймать, грубовато ответил:

— Зря вы думаете, что нам как-нибудь удается отмечать завсегдатаев, да еще когда они все вместе собрались!

— Актриса «Комеди-Франсез», хорошенькая и развязная.

— Короче говоря, три четверти нашей клиентуры. Ох! Если бы вы искали рябую хромую скромницу, я бы такую точно не позабыл!

Восемь тридцать вечера! Жозеф вошел. Эфросинья, с поджатыми губами, убирала со стола. Не взглянув на него, она бросила:

— Мы тебя и не ждали. Айрис твоих детишек положила. Если хочешь поужинать, в кухне есть суп, а я устала, я ухожу, завтра на меня не рассчитывайте.

Когда Айрис вернулась в столовую, она сделала над собой усилие, чтобы сохранить серьезное лицо: такой уж виноватый вид был у Жозефа, прямо как у школьника, которого наказал учитель.

Входная дверь хлопнула.

— Успокойся, милый, присядь, в печке есть кусочек ростбифа и немного десерта.

— Печь потушили? Дети легли?

Она погладила его по голове.

— Да. Я почти закончила сказку. Я тебе рассказывала, «Злоключения Мочалки», история бессонной овчарки, которая считала овец, чтобы заснуть. И потом быстро дуй в кровать, нам же не обязательно подражать ей.

* * *

Все кафе на Больших бульварах были переполнены. Приказчики из магазинов растрачивали свои деньги на аперитивы. Вереница фиакров ожидала клиентов у кафе «Маргери». Виктор кинул взгляд на театр «Жимназ» и решил, что заходить внутрь не стоит: спектакль уже начался. Сделав несколько кругов вокруг театра, он обнаружил маленькую будку возле служебного входа. Постучался в окошко. Какой-то толстячок с важным видом высунулся из будки, явно нарочно заставив посетителя подождать.

— Вы консьерж? — спросил Виктор.

— Нет, мсье, я портье, это большая разница. Вход запрещен.

— У меня есть разрешение, — сказал Виктор, показывая письмо с печатью и подписью Огюстена Вальми.

— А кто мне может поручиться, что оно не фальшивое? Такое уже случалось.

— Но я к тому же друг Рафаэля Субрана. У нас назначена была встреча на 29 октября, потом на 2 ноября, но я зря волновался. Я оставлял ему записку, вы, по всей вероятности, забыли ему передать? Мы должны были встретиться седьмого, но он не пришел.

— Что вы такое несете, господин не-имею-честь-знать? Я уже тридцать лет наблюдаю, как сюда приходят и отсюда уходят артисты, я знаю их всех в лицо и лично, ни разу меня никто ни в чем не упрекнул! Может, вы за какой-нибудь бабенкой гоняетесь? Тогда вы ошиблись адресом. Здесь театр «Жимназ», а не дом терпимости. Здесь не место темным делишкам, завлеканию клиентов, тайному разврату! Здесь люди творят и работают, воплощают в жизнь персонажей пьес! Идите прочь, вон отсюда, запрещаю вам тревожить артистов, которым необходимо войти в образ!

Портье, видимо, принадлежал к категории старых искренних пуритан-фанатиков, таких немало встречается.

— Но пропустите же меня! — стоял на своем Виктор.

— Нет, говорю вам. Вот уже две недели после каждого спектакля по пьесе «Дегенераты!» труппа репетирует «Горюшко», комедию в трех актах Мориса Вокера, которую покажут тринадцатого числа. Закончат они только в час ночи.

— Тринадцатого? В день конца света? Это, скорее, большое, настоящее горе.

— Мсье, я не готов оценить ваше остроумие. Вы издеваетесь над автором пьесы.

— Да боже меня упаси. Но вы берете на себя ответственность отказать мне в моем намерении. Комиссар Вальми будет в ярости, если только вы не позволите мне изучить вашу книгу, где отмечены приходы и уходы.

Портье явно не знал, что делать. Он почесал затылок и внезапно выпалил:

— Это будет стоить сто су.

Виктор сунул руку в карман, но пока не доставал деньги.

— Я хотел бы удостовериться, что вы скажете мне все как есть.

— Да покажу я вам мой журнал, там все отмечено. Вот же, читать умеете? 29 октября, 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10 и сегодня, 11 ноября: начало представления в семь тридцать, конец в десять тридцать, конец репетиции в час ночи, вы довольны? Видите, ваш друг занят. Я уж не говорю о воскресеньях, когда все эти господа и дамы еще и утром на сцене.

Виктор пробежал глазами имена актеров, присутствовавших на репетициях. Рафаэль Субран не пропустил ни одной.

Воскресенье, 12 ноября