уголки, маленькие гаечки и винтики. Роман садится

рядом, заговорщицки подмигивает ему – ребёнок стеснительно прячет глаза.

– Тебе ведь надо ещё и про Серёньку рассказать, – говорит Ирэн. – Я, как ты знаешь, уже и

замужем успела побывать… Он был студентом – будущий физрук, такой мускулистый квадрат.

– Не лыжник?

– Нет. А почему он лыжником должен быть?

– Ой, прости. Это я так… Почему-то всем красивым женщинам нравятся спортсмены, особенно

лыжники.

– Вот и я сейчас этому удивляюсь. И как он мне, дуре, мог приглянуться! Я убежала в его

комнатушку в общежитие… Ну, ты понимаешь теперь, почему мама так на общежитие реагирует.

Но, кстати, вот тогда-то мои родичи про размен даже не заикались: не верили ему. Отец так его

вообще пустоцветом называл. Потом-то я и сама поняла, что в голове у него не больше двух

извилин. В общем, стукнулись мы с ним задницами и, как горшки, разлетелись в разные стороны:

кто дальше. А Серёнька вот остался, как осколочек.

Голубика ласково треплет сынишку по голове. Сын – это оправдание всей её нескладной

истории, и потому о своём замужестве она говорит без всякого сожаления. Подразумевается, что и

Роман должен так же это принять. А ему это совсем несложно.

О том, что Ирэн работает продавцом в магазине игрушек, Роман узнал ещё вчера, а теперь с

удивлением слышит о том, что она, оказывается, закончила французское отделение пединститута

и раньше, как она говорит, была просто помешана на французском языке. Наверное, французский

с её прикартавленным говорком для неё не случаен. Роман слушает её завороженно. Да уж, что

там ни говори, а жизнь – штука потрясающая!

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Душевный примак

Огарыш и Маруся, нагруженные мясом и кругами мороженого молока, приезжают из Пылёвки

накануне регистрации. Лесниковы старшие, с некоторым волнением ожидавшие их, надеялись, что

новые родственники позвонят с вокзала, чтобы их можно было встретить, но стеснительные

Мерцаловы добираются сами. Кое-как отыскав в этом большом городе нужную квартиру, они

устало, но шумно вваливаются в прихожую со своими мешками и сумками. Маруся в подшитых,

82

негнущихся валенках, Огарыш – в суконных ботинках на толстой резиновой подошве. На резине

желтеют пятна от навоза. Уже перед самым автобусом пошёл бросить корове лишний навильник

сена (на эти дни хозяйство оставлено на Мотю-Мотю) да, видно, нечаянно наступил в темноте не

туда. Разувшись у дверей, Михаил и Маруся проходят на кухню. Роман, пришедший с работы минут

через пять после их приезда, видит у порога бедную обувку своих родителей, и сердце его щемит

от неловкости за них. Он пытается пристроить валенки и ботинки как-нибудь незаметней под

вешалку, а что толку? Завтра отцу и матери во всём этом придётся стоять на регистрации в

торжественном, сверкающем месте. Надо попросить у Ирэн тряпку и щётку да почистить и ботинки,

и валенки. Хорошо ещё, что Тамара Максимовна знает, что такое Пылёвка, а Иван Степанович сам

родом из деревни – откровенно убогий вид гостей никого тут особенно не смутил. А впрочем,

почему их вид убогий? Не убогий, а просто деревенский – в туфельках-то по дворам да огородам

там шибко не погуляешь. Так что сильно-то тоже не надо в угол забиваться. Просто у каждого –

своё.

Лесниковы суетятся вокруг ещё незнакомых родственников, как могут: поят чаем (уж тут-то

вполне допустима и бутылочка), помогают поскорее освоиться, дают возможность понежиться в

горячей ванне, да ещё с таким чисто городским баловством, как пена. Мерцаловы, кажется, уже из-

за одного появления здесь чувствуют себя во всём обязанными и весь вечер сокрушаются, что не

смогли в свои четыре руки привезти молока и мяса ещё больше, чем привезли (да и трудно уж

везти-то – тает всё, март на дворе, хорошо ещё, что не сильно тёплый).

Приглашение на свадьбу (уже просто ради проформы) было выслано в Пылёвку и Макаровым,

но те, кажется, толком даже не разобрались, куда и зачем их зовут.

С Серёгой же разыграно настоящее представление, сценарий которого с распределением всех

ролей и мизансцен сочинён невестой. Сначала к нему в дверь звонит Ирэн. Серёга радостно

встречает свою двоюродную сестру (Элины дома нет), проводит на кухню. А минут через пять в

квартиру заявляется Роман. (Ох, как здорово, что Элины нет дома.)

– Надо же, какое совпадение, – озадаченно бормочет Серёга, открывая ему дверь, – ну, проходи

давай… А у меня для тебя сюрприз. Не знаю только, узнаешь ли ты её теперь…

Роман проходит, намеренно холодно и натянуто здоровается с Ирэн.

– Узнал, – грустно вздохнув, сообщает он другу.

Голубика на него даже и не смотрит: в детстве было так же. Сидят, разговаривают, но разговор

совсем не клеится. Серёга, зная прежние чувства Романа к сестреннице, не знает, как себя вести.

– Да, Серёжа, – вдруг словно спохватившись, говорит Ирэн, – я ведь чего пришла-то? Надо же,

сижу тут и забыла, дурочка, чего сказать хотела. Я ведь снова замуж выхожу. И вот: вам с Элиной

приглашение принесла…

Она вынимает из сумочки открытку и протягивает её Серёге. Роман снова вздыхает и,

отвернувшись, смотрит в окно. И в это мгновение он вдруг, явно переигрывая, верит на какое-то

мгновение, что никакой это не розыгрыш, и что Голубика на самом деле выходит замуж за кого-то

другого. Конечно, эту игру они придумали с Ирэн, но Серёга, ничего не играющий в этой сцене куда

достоверней, и Роман на какое-то время оказывается на стороне той ситуации, которую видит

сочувствующий друг. И сердце потрясённое известием, что Голубика не его, распадается тяжёлыми

кусками, так что эту боль и играть не приходится.

– Хорошо, спасибо, – говорит Серёга, осторожно откладывая приглашение в сторону, – если

такое дело, то мы придём, конечно.

– Ну, а что же ты открытку-то убрал? Прочитай.

– Да ладно, потом прочитаю.

– Нет, сейчас. Ты что, меня совсем не уважаешь?!

Серёга берёт вторично протянутое приглашение, виновато, сочувственно покосившись на

Романа, смотрит в написанное.

– Вслух прочитай, – просит Голубика.

– Да ничего, я и так всё пойму, – бормочет тот, даже чуть отвернувшись от друга.

Голубика бросает быстрый лукавый взгляд на Романа и даже пугается – тот от чего-то сидит

совершенно помертвевший, слушающий то, что читает Серёга, как что-то новое…

«Дорогие наши Серёжа и Элина, – с отступлением от принятой формы написано там

безупречным почерком Ирэн, – приглашаем вас порадоваться вместе с нами факту нашего

бракосочетания, которое состоится (такого-то числа, такого-то месяца) в доме бракосочетания.

Ваши Ирина Лесникова и Роман Мерцалов».

Чтение идёт ровно до слов «Роман Мерцалов». Но тут Серёга замирает, как пришибленный.