— это само по себе неплохая защита. Ну, то есть, монастыри, конечно, тоже бывает грабят и жгут, но как-то меньше, чем беззащитные хуторы. Обрядились в рясы и стали изображать монахов, как умеют. Ну и заодно выращивать всякое на огороде, хлев пристроили... В общем, предприимчивые ребята, молодцы!

В Томск мы вернулись еще до полудня. Натаха и Гиена отправились домой, а я загнал машину на стоянку и отправился искать Ларошева. Надо же было похвастаться добычей. А заодно решить, куда мы все это сложим. В архив исторического факультета в подвале ну никак не поместится. Нужно еще какое-то помещение, а для этого нужно доказать Гезехусу, что у нас уже появилось, что хранить.

— Ты хоть представляешь, что ты приволок? — Ларошев всплеснул руками, и по его лицу я даже не понял, он возмущен или восхищен. Он стоял в кузове шишиги, а я показывал ему нашу добычу. Он был в целом вроде бы доволен, но до поры до времени особых эмоций не проявлял. Пока дело не дошло до зубастой страховидлы. Вот тут он прямо приплясывать начал.

— Этот идол какой-то опасный? — спросил я. — По ночам оживает и ест людей?

— Это никакой не идол, Лебовский! — он упер руки в бока и принялся сверлить меня глазами. — Это статуя! Из особняка Матониных.

— Ну зашибись, — хмыкнул я. — У меня и так с ними как-то не очень складывается, а тут еще скажут, что я статую спер.

— Ее давно сперли, лет сто назад, — отмахнулся Ларошев. — Тогдашний глава рода построил себе особняк в этаком этническом стиле. И нанял скульптора чуть ли не из Голландии, чтобы он ему наделал таких вот монстров. Чтобы расставить их по всему особняку в самых неожиданных местах, чтобы гостей нервировали и прислугу пугали. Матонины тогда женились на тунгусках, вот он и хотел, чтобы дом был в похожем стиле оформлен. Скульптор изучил местное творчество, покрутил носом, мол, слишком примитивное. И взялся за резец. Получилось вот это. Все статуи с разными рожами. И даже вроде как легенды под каждую сочинили. Потом случилось восстание рабочих, особняк этот разрушили ко всем чертям, а статуи растащили.

— Ну и почему тогда столько эмоций? — я пожал плечами. — Получается, что это просто элемент интерьера, историческая ценность довольно сомнительна...

— Да ты дослушай сначала! — Ларошев сверкнул глазами. — Матонины к потере особняка отнеслись философски, тем более, что он как-то никому особенно и так не нравился. Зато статуи начал собирать Полунин.

— Это нувориш такой? — припомнил я. — В пенсне и напомаженных усиках?

— Он самый, — подтвердил Ларошев. — Он собрал семнадцать статуй. Не поверишь, откуда только он их не извлекал! Одну приспособили вместо пугала на огороде, а другой вообще сортир подпирали.

— А всего статуй сколько было? — спросил я.

— Восемнадцать! — просиял декан. — Теперь понимаешь?

— Много-много денег? — я приподнял бровь. — А как же история и это вот все?

— Так это же всего лишь предмет интерьера, ты же сам говоришь, — Ларошев подмигнул. — Ну так что? Осчастливим Полунина?

— А как добычу будем делить? — спросил я.

— Ты что, идиот? — декан посмотрел на меня странно. — Разве не ты спрашивал, как бы откупиться от твоего попечителя? Или ирония откупиться от Матонина, продав его имущество, не кажется тебе достаточно тонкой?

Глава 26. Где деньги, Лебовский?

— Где деньги, Лебовский?!

Как же я надеялся никогда больше не услышать этой фразы! В прошлой реальности практически каждый новый знакомый, узнав мою фамилию, начинал знакомство именно с этой цитаты из одного сомнительного шедевра мирового кинематографа.

Приколисты, блин! Фильм, кстати, был так себе. Вообще никогда не понимал восторгов по его поводу.

Вот только сейчас надо мной, похоже, никто не прикалывался. Меня выдернули из-под одеяла, подхватив за локти, и выплеснули в лицо ведро ледяной воды. И вряд ли они пытались щегольнуть знанием современной киноклассики

— Где деньги, Лебовский?! — повторил Йован. Здоровенный серб поставил ведро на пол. Одет он был, как всегда, в траченный молью мундир Соловецкой артели. Хрен знает, где он его раздобыл на самом деле, каждый раз он по этому поводу рассказывал очередную драматическую историю, ни одна из которых не была правдой.

— Или ты думаешь, что любимчик ректора может вот так запросто творить все, что ему захочется, а мы будем глотать, как твои шлюшки с медицинского?

— Да о чем ты вообще говоришь? — спросил я, проверяя насколько крепко меня держат. Кстати, я и правда не понимал. Я вернулся в Томск позавчера, и с тех пор первый раз лег спать... Я посмотрел на часы на стене. Шесть двадцать утра. Ага. Чуть больше двух часов назад.

— Вот ты говно на ножках! — Йован без замаха врезал мне под дых. Весь воздух вылетел из легких, меня бы согнуло, но двое его верных миньонов держали крепко. За локти. Так. За локти... Соединить большой и безымянный, потом большой и указательный. Скрестить мизинец и средний.

— Пальцы, дебилы!!! — Йован попытался отскочить в сторону, но было поздно, заклинание сработало. Его ноги разъехались на внезапно ставшим страшно скользком полу. И он грянулся на пол. Ноги его прихлебал тоже разъехались, пальцы соскользнули с моих рук. Я быстро схватил со стула свои вещи, сунул ноги в сапоги и выскочил из комнаты. Действие склизлы длится минуты полторы-две, так что фора у меня так себе.

Я прогрохотал сапогами по металлическим ступеням черной лестницы, дернул задвижку и выскочил на задний двор общежития. Вот что мне мешало уйти спать к своим? Нет, блин, поленился. Ночь, пешком далеко, омнибусы не ходят.

— Лебовский? — сидевший у стены Корчин едва сумел сфокусировать на мне взгляд. — Опять муж вернулся не вовремя?

— Много ты знаешь замужних в общаге? — огрызнулся я, прыгая на одной ноге, а другой пытаясь попасть в штанину.

— Да хрен тебя знает, как ты их находишь... — Корчин отхлебнул из бутылки. Вот нормальный же мужик, когда трезвый! Только он теперь все время бухой. Как и все мужики-каратели. Почему-то нормально заниматься медициной получается только у одаренных девчонок. А парни рано или поздно текут крышей.

— Эх, стоит один раз трахнуть овцу... — пробормотал я. История с замужней со