— Они относятся к актерам, как к материалу, — сказала мать.

— Я это испытала в полной мере. — Клер двигала по цепочке свой гранатовый кулон, тыкала его в ямку под нижней губой. — Хватит, больше не надо. Приходить на пробы только для того, чтобы на тебя посмотрели две секунды и решили, что ты слишком этничная для сцены с апельсиновым соком, слишком классичная для мамаши в сериале.

Острый профиль матери четко рисовался на фоне шиншиллово-серого неба. Кончиком носа можно было провести идеально прямую линию.

— Сколько вам, около тридцати?

— В марте будет тридцать пять.

Правду, всю правду и ничего кроме правды. Такие свидетели только оказывают медвежью услугу. Просто не могут не поваляться в грязи у всех на глазах.

— Поэтому мы с Астрид и ладим. Скорпионы и Рыбы хорошо понимают друг друга. — Она подмигнула мне через стол.

Матери явно не нравилось, что мы с Клер понимаем друг друга, я чувствовала это по движениям ее руки у себя в волосах. Вороны каркали совсем рядом, били своими черными блестящими крыльями. Мать улыбнулась Клер.

— Мы с Астрид никогда друг друга не понимали. Водолей и Скорпион, что поделаешь. Она такая скрытная, вы заметили? Никогда нельзя знать наверняка, что она думает.

— Ничего я не думаю, — сказала я.

— Но она открывается иногда, — весело сказала Клер. — Мы все время болтаем. Я кинула на нее карты — расклад очень хороший. Ее имя должно приносить удачу.

С какой легкостью она опускается на колени перед гильотиной, кладет голову в прорезь и при этом щебечет.

— Не очень-то много удачи оно ей пока принесло. — Мать чуть ли не мурлыкала. — Но, может быть, счастье ей улыбнется.

Неужели Клер не чувствовала запах варева из олеандра, легкую горечь яда на языке?

— Мы просто обожаем Астрид, — сказала Клер, и на секунду я увидела ее глазами матери. Нелепая, наивная, щепетильная до абсурда. Нет, остановись, говорила я себе, не суди о ней так. Просто у нее нет слуха на такое, ты же знаешь ее.

— Она потрясающе учится, в этом году уже в двадцатке лучших. Мы стараемся повысить средний балл, пересдаем прошлогодние экзамены. — Клер сделала энергичный герл-скаутский жест.

Повысить средний балл! Я в ужасе сжалась. Разве мать стала бы сидеть со мной день за днем, час за часом, чтобы пересдать старые экзамены и повысить средний балл? Мне хотелось обернуть Клер в одеяло, как делают с человеком, охваченным огнем, и катать ее по траве, чтобы сбить пламя.

— Поставьте ей на стол пирамиду, — мать наклонилась в сторону Клер, и воздух потрескивал от ее синего взгляда, как от огня. — Это улучшает память.

— У меня все в порядке с памятью, — сказала я.

Но Клер заинтересовалась. Мать нашла еще одно слабое место в ней, и, я была уверена, не последнее. Клер ни секунды не ощущала, как мать дергает за ее тонкую золотую цепочку. Вот простодушие.

— Пирамида! Да, я об этом не подумала. Хотя сама занимаюсь фэн-шуй. Ну, вы знаете, искусство правильно расставить мебель и все такое. — Клер сияла, думая, что моя мать такая же простая добрая душа, переставляющая мебель для улучшения энергетики, разговаривающая с цветами в горшках.

Надо было сменить тему, пока она не начала говорить о миссис Кромак и зеркалах на крыше. Сейчас мне хотелось приклеить зеркало прямо на лоб Клер.

— Мы живем совсем рядом с фотолабораториями на Ла-Бреа, — встряла я. — За Уиллогби.

— А для вашего мужа это даже стало бизнесом, — продолжала мать, словно я и рта не открывала. — То есть работа с паранормальными явлениями. — Ироничные запятые в углах ее рта стали еще резче. — Так что вы знаете ситуацию изнутри. Передайте ему, что в тюрьме его шоу очень популярно.

Мать закинула руки за голову, и я представила, как веселые злые искорки бегают вверх и вниз по ее позвоночнику. Когда она положила ладонь мне на плечо, я осторожно увернулась. Может, я и должна тут сидеть и слушать, но быть сообщницей матери я не хотела. Клер даже ничего не заметила, она беззаботно смеялась, играя гранатовым кулоном. Это напомнило мне одну из карт таро, с мальчиком, который смотрел на солнце, стоя в одном шаге от края скалы и уже занеся ногу над пропастью.

— Он считает, что все это просто большая шутка. Не верит в сверхъестественное.

— При подобной работе это, наверно, опасно. — Мать барабанила пальцами по оранжевой столешнице. Я видела, как работает ее мозг, вертятся мысли, создаются планы. Мне хотелось бросить туда что-нибудь, остановить эту машину.

— Так я ему и говорю. — Клер наклонилась вперед, блестя глазами. — Прошлой осенью они снимали привидение, которое чуть не убило человека. — Она осеклась, считая, что допустила бестактность, упомянув убийство при матери. Эти мысли читались у нее на лице, как в газете.

— Вы за него не боитесь?

Клер была благодарна, что мать сгладила ее faux pas[48]. Ей было невдомек — та просто держала свою линию разговора.

— Ингрид, если бы вы только знали. Я считаю, что люди не должны лезть туда, где они ничего не понимают, во что не верят. Духи все равно существуют, даже если кто-то считает, что их нет.

О, мы с матерью много знаем о духах. Мстить они умеют. Но вместо того, чтобы согласиться с Клер, мать процитировала Шекспира: «Есть многое в природе, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам»[49]. Клер в восторге зааплодировала, радуясь, что кто-то другой процитировал классика в разговоре с ней. Друзья Рона постоянно пропускали мимо ушей ее цитаты.

— Это все равно что не верить в электричество, потому что его нельзя увидеть. — Мать откинула волосы за спину и опять положила мне руку на плечо. Ее пронзительно голубые глаза, глаза убийцы-маньяка, безмятежно улыбались Клер. «Астрид, ты что, не видишь, какая идиотка эта женщина. — Мысли матери были ясны мне. — Как ты могла променять меня на нее?»

— Абсолютно верно, — сказала Клер.

— А я все равно не верю в электричество, — вмешалась я. — И в Гамлета тоже. Просто придуманный персонаж, плод писательского воображения.

— Он часто путешествует, ваш муж? — Мать меня игнорировала. — Как, еще раз, его зовут? Рон? — Она намотала на мизинец прядь моих волос, словно держа меня в ловушке.

— Постоянно в отъезде, — грустно кивнула Клер. — Даже на Рождество дома не был.

— Наверное, вам одиноко, — сказала мать. Так мягко, так ласково. Мне очень хотелось встать и кинуться прочь, но Клер нельзя было оставлять с ней одну.

— Раньше бывало, — сказала Клер, — но теперь со мной Астрид.

— Такая замечательная девочка. — Мать провела по моей щеке грубым от работы пальцем, нарочно царапая кожу. Я изменница, да, я предала свою хозяйку. Мать знала, почему я молчу о Клер. Потому что люблю ее, и она меня любит. Потому что у меня появилась семья, которая была так нужна мне и которую мать никогда не считала нужным мне дать. — Астрид, ты не возражаешь, если мы минуту поговорим без тебя? Взрослый разговор, понимаешь?