— Эта… могильная плита…. там, — пробормотал Карл, — она… двигается… она идет… на меня… не подпускайте ее… пожалуйста.

Мистер Мередит бросился к телефону. Через десять минут доктор Блайт уже был в доме священника. А полчаса спустя в город была отправлена телеграмма — вызывали квалифицированную сиделку, и весь Глен говорил о том, что у Карла Мередита тяжелая пневмония и что видели, как доктор Блайт озабоченно качал головой.

В следующие две недели Гилберт еще не раз озабоченно качал головой. У Карла развилось двухстороннее воспаление легких. В ночь кризиса мистер Мередит расхаживал по кабинету, Фейт и Уна, прижавшись друг к другу, плакали в своей спальне, а в коридоре Джерри, обезумевший от угрызений совести, наотрез отказался уйти от двери, за которой лежал Карл. Доктор Блайт и сиделка не отходили от постели больного. Они мужественно боролись со смертью до самого рассвета, и они победили. Кризис миновал, Карлу стало лучше, больше ему ничто не угрожало. Новость передавали по телефону из дома в дом по замершему в ожидании Глену, и люди вдруг поняли, как глубоко они на самом деле любят своего священника и его детей.

— Я ни одной ночи не спала как следует, с тех пор как услышала, что мальчик болен, — сказала Ане мисс Корнелия, — а Мэри Ванс плакала так, что эти ее странные белесые глаза стали похожи на прожженные в одеяле дырки. А правда, что Карл схватил воспаление легких после того, как на спор провел на кладбище ту дождливую ночь?

— Нет. Он сидел там, чтобы наказать себя за трусость, которую проявил в той истории с призраком Генри Уоррена. Кажется, они основали какой-то клуб, чтобы самим себя воспитывать, и каждый придумывает себе наказание, когда поступает неправильно. Джерри рассказал все об этом мистеру Мередиту.

— Бедняжки, — пробормотала мисс Корнелия.

Карл быстро поправлялся, так как прихожане носили в дом священника столько питательных и полезных продуктов, что их хватило бы на целую больницу. Норман Дуглас приезжал каждый вечер на своей бричке с десятком свежих яиц и кувшином сливок от своей лучшей джерсейской коровы. Иногда он задерживался на час-другой, чтобы во всю глотку поспорить о божественном предопределении с мистером Мередитом в его кабинете, но чаще проезжал немного дальше — на холм, возвышающийся над Гленом.

Когда Карл смог снова прийти в Долину Радуг, там в его честь был устроен пир, на который пришел даже доктор, чтобы помочь детям устроить фейерверк. Мэри Ванс тоже присутствовала там, но уже не рассказывала никаких историй о привидениях. После внушения, сделанного ей мисс Корнелией, у Мэри надолго пропала охота беседовать на подобные темы.

Возвращаясь домой из Инглсайда после очередного урока музыки, Розмари Уэст свернула к маленькому родничку в Долине Радуг. Она не была там все лето; этот красивый уютный уголок больше не манил ее к себе. Дух ее юного возлюбленного теперь уже никогда не приходил на свидание, а воспоминания, связанные с Джоном Мередитом, были слишком горькими и болезненными. Но на этот раз, случайно оглянувшись, она увидела Нормана Дугласа, который легко, как подросток, перескочил через старую каменную ограду сада Бейли, и решила, что он направляется на холм. Если бы он нагнал ее, пришлось бы идти домой вместе с ним, а ей этого не хотелось. Так что она сразу свернула за окружавшие родник клены, надеясь, что Норман не заметил ее и пройдет мимо.

Однако Норман заметил ее; более того, она-то и была ему нужна. Ему уже давно хотелось поговорить с Розмари, но она, казалось, избегала его. Ей никогда не нравился Норман Дуглас. Его хвастливость, вспыльчивость, шумная веселость раздражали ее. В юности она не раз удивлялась, как Эллен может находить его привлекательным. Норман Дуглас отлично знал о том, как относится к нему Розмари, но ее неприязнь вызывала у него лишь довольную усмешку. Нормана ничуть не тревожило то, что он кому-то не нравился. У него никогда даже не возникало в таких случаях ответной неприязни, поскольку он воспринимал подобное отношение к себе как вынужденный комплимент. Он считал Розмари прекрасной девушкой и хотел стать ей замечательным, щедрым зятем. Но, чтобы получить эту возможность, ему было совершенно необходимо поговорить с ней, а потому, увидев от дверей гленского магазина, как она выходит из ворот Инглсайда, он тут же решил перехватить ее на пути через долину.

Розмари в задумчивости сидела на кленовой скамье, где в один памятный для нее вечер почти год назад сидел Джон Мередит. Под бахромой папоротников поблескивали и покрывались рябью воды крошечного родничка. Сквозь свод зеленых ветвей падали на землю рубиново-красные отблески заката. Возле кленовой скамьи цвели великолепные высокие астры. Этот укромный уголок долины был таким же призрачным, волшебным и эфемерным, как какое-нибудь убежище фей и дриад в лесах древности. В следующую минуту в него, мгновенно разрушив и уничтожив все его очарование, ворвался Норман Дуглас, личность которого, казалось, поглотила само это место, так что там не было уже ничего, кроме Нормана Дугласа, большого, рыжебородого, самодовольного.

— Добрый вечер, — холодно сказала Розмари, вставая с кленовой скамьи.

— Добрый, девочка. Сиди… сиди. Я хочу с тобой поговорить… Помилуй, девочка, что ты на меня так смотришь? Я не собираюсь тебя съесть — я поужинал. Садись и будь полюбезнее.

— Я и отсюда вас отлично услышу, — сказала Розмари.

— Разумеется, услышишь, девочка, уши-то у тебя есть. Я просто хотел, чтобы тебе было поудобнее. Когда ты так стоишь, кажется, что тебе ужасно неудобно. Ну, сам я, во всяком случае, присяду.

И Норман сел на то самое место, где однажды сидел Джон Мередит. Контраст между этими двумя мужчинами был таким забавным, что Розмари боялась, как бы не разразиться нервным смехом. Норман отбросил в сторону шляпу, положил громадные красные ручищи на колени и поднял на нее лукаво поблескивающие глаза.

— Ну же, девочка, не будь такой высокомерной, — сказал он заискивающе. Норман мог быть очень вкрадчивым, когда этого хотел. — Давай поговорим разумно и по-дружески. Я тебя хочу кое о чем попросить. Эллен говорит, что она не хочет просить тебя об этом, так что придется мне.

Розмари потупила глаза и смотрела на родник, который, казалось, уменьшился до размеров капли росы. Норман уставился на нее в отчаянии.

— Черт побери все на свете! Могла бы хоть немного помочь человеку! — воскликнул он.

— Что я должна помочь вам сказать? — презрительно спросила Розмари.

— Ты это знаешь не хуже меня, девочка. Не принимай ты такой трагический вид. Неудивительно, что Эллен боялась обратиться к тебе с просьбой. Слушай, девочка, мы с Эллен хотим пожениться. Ясно сказано, правда? Поняла? А Эллен говорит, что не может выйти за меня, пока ты не освободишь ее от какого-то дурацкого обещания. Ну давай, освободи ее, пожалуйста. Согласна?

— Да, — сказала Розмари.

Норман вскочил и схватил ее за руку, которую она неохотно позволила пожать.

— Отлично! Я знал, что ты так поступишь… я и Эллен это говорил. Я знал, что все займет лишь минуту. Ну, девочка, иди домой и скажи об этом Эллен. Через две недели мы сыграем свадьбу, и ты переедешь и поселишься с нами. Мы не оставим тебя куковать на этом холме в одиночестве… не бойся. Я знаю, ты меня терпеть не можешь, но, Бог ты мой, до чего будет забавно жить бок о бок с кем-то, кто меня не переносит. Жизнь станет веселей. Эллен будет меня поджаривать, а ты — замораживать. Мне ни единой минуты скучать не придется.