шведским; велась разработка проекта избирательной реформы и т. п. Прогрессу Финляндии ни в одной отрасли препятствий не ставилось. Зорко следил Николай Иванович только за тем, чтобы новые мероприятия согласовались с государственными интересами Империи.

Всеми главными мерами русская власть, в лице Николая Ивановича Бобрикова, добивалась единения, теснейшего сближения Финляндии с Россией. К этой цели направлены были все его старания, все его помыслы.

Внутреннее самоуправление края от этого не страдало; с национальными интересами и особенностями финского народа Бобриков всегда считался и ни одной самобытности — духовной, культурной; этнографической — не коснулся. Сейм сохранен и власть его не уменьшена по местному законодательству, а нравом участия в общегосударственном законодательстве он никогда не пользовался; сенат по прежнему остается главным административным органом края; ни одно из местных учреждений края не тронуто и не сокращено.

Приведенный перечень реформ показывает, что время управления Н. И. Бобрикова явилось целой эрой в истории Финляндской окраины, так как в течении неполных шести лет он сделал столько для русского дела и для государственно-политического объединения ее с центром, сколько не было сделано за все предшествовавшие годы нахождения ее под властью России. Тут храм воздвигнут, там школа построена, в Гельсингфорсе заложено обширное подворье, учреждено школьное общежитие, открыто десяток отделов Красного Креста, основана первая русская газета и т. д. и т.д. «Все это сделано было при Бобрикове», — как значится в одном письме к нему (от 6 мая 1904 г.).

Н.И. Бобриков у Гангеудского камня

Но всякая мера единения с Россией противоречила программам всех политических партий Финляндии. Росту и развитию русского дела в пределах края финляндцы также не сочувствовали. Отсюда их противодействия военной, почтовой и другим преобразованиям. Чтобы остановить реформы, они подняли шум в печати, сенат и сейм протестовали, чиновники противодействовали и оставляли свои должности, судьи перестали судить... На русские требования государственно-объединительного характера финляндские руководители ответили смутой нескольких лет, желая ею устрашить русское правительство и прежде всего ее представителя в крае. Объединительных мероприятий смута при Бобрикове не остановила, и его, как представителя русской власти, она не устрашила, но, к сожалению и неизбежно, привела к разладу Н. И. Бобрикова с местными деятелями.

VIII. Выборгская губерния

Среди разнообразных мероприятий последнего периода, направленных к «теснейшему единению» Финляндии с Россией, особое место занимает обширный проект о воссоединении Выборгской губернии с остальными частями Империи. Проект остался неразработанным и не осуществленным, но это не лишает его большего интереса и глубокого исторического значения.

Н. И. Бобриков знал историю Финляндии, почему нередко наводил справки в ее прошлом. Он знал, что никто другой, как статс-секретарь гр. Роберт Ребиндер возбудил вопрос об отделении от Великого Княжества трех Кексгольмских уездов, а также приходов Кивинебб, Муолаа и Валкъярви (Kivinebb, Muolaa, Valkjärvi). Замечательно, что среди финляндцев нашелся человек, который остался недоволен сделанным (в 1811 г.) им щедрым подарком. Статс-секретарь Финляндии, Р. Ребиндер, опасался, что этот дар превратится в «утес», о который в состоянии разбиться независимость края. В свое время эта смелая для финляндца мысль навлекла на него неудовольствие сограждан. Его записка сильно порицалась. Ребиндер с самого начала не мог одобрить плана гр. Армфельта и уже в 1812 г. писал: «Вследствие соединения Старой Финляндии с Новой против нас создалась влиятельная партия»... В 1824 г. тот же Ребиндер писал своему другу: «Я знаю все те трудности, с которыми вам приходится бороться в этой проклятой губернии, дарованной нам небом в своем гневе».

В 1826 г. Ребиндер решился представить всеподданнейший доклад, чтобы покончить с мучившими его сомнениями. В этом докладе он писал, что соединение Выборгской губ. с остальной Финляндией не имело одинаково благотворных последствий для всех его частей. Одна часть общества была раздражена; землевладельцы и крестьяне остались недовольны своим положением. Немало отразился на трудностях управления и тот разлад, который возник между правительственными и местными учреждениями. «Эти трудности, проистекающие из множества взаимно исключающих интересов, делают управление некоторой частью названной губернии столь обременительным, что, кажется, почти уже невозможно найти какой-либо счастливый выход из современного положения вещей».

«Все население края может быть разделено на два племени: собственно финнов и карелов. Последние, почти сплошь населяя три Коксгольмских уезда, т. е. ту часть Выборгской губернии, которая в 1617 году, по Столбовскому мирному договору, отошла к Швеции, весьма заметно отличаются от своих соседей финнов и по своим обычаям, языку и религии, гораздо более приближаются к русским. Позже других попав под власть Швеции, они ранее других были возвращены под господство России... В Карелии шведское законодательство не было приноровлено к понятиям и нравам народа.

«Новое устройство Карелии может вызывать лишь постоянные распри между лицами, которые друг друга не понимают, обычаи и нравы которых не менее различны, чем их язык.

«Карелия расположена вблизи столицы государства и Ладожского озера, воды которого непосредственно сообщаются с С.-Петербургом и омывают берега двух русских губерний. Указанное местоположение, столь выгодное для внешней торговли Карелии, как бы наглядно связывает эту местность с одной из названных губерний. Уже в течении целого столетия карелы привыкли возить свои продукты на продажу в столицу и оттуда получать все необходимое для их нужд. В настоящее время, входя в состав Финляндии, отделенной от Империи, вдоль границы, цепью таможенных учреждений, они невольно вынуждены испытывать в своей торговле стеснения, которых прежде не знали и на которые должны, следовательно, не мало жаловаться».

В Выборгской губ. огромные земли принадлежали русским сановникам я некоторые даже состояли в непосредственном ведении русской казны и разных министерств Империи. (При Петре I было пожаловано 33 поместья: ко двору Екатерины I было отписано 515 дворов; при Екатерине II казне принадлежало 8861/2 манталов). Управляющие сих имений не понимали того языка, на котором в Финляндии велась официальная переписка, и не знали тех преимущественно земельных законов, которым обязаны были следовать. Все это рождало нескончаемые недоразумения. Не только управляющие, но также православные священники, многие горожане и другие русские значительно более освоились с русскими административными порядками, чем с финляндскими; «можно по справедливости сказать, — прибавляет Ребиндер, — что за исключением 12-ти пасторов и казенных чиновников во всей Карелии никто ничего не понимает в тех законах, которым они обязаны следовать». Кроме того, Ребиндер жалуется и негодует на то, что от Карелии нет никакой пользы ни финляндской казне, ни промышленности, что невероятно легкомысленно желать расширения финляндской территории за пределы распространения финского языка.

«По этим основаниям, было бы