первый рекомендацию напишу, — пообещал Астахов. Собеседник взглянул на него странно, то ли с какой-то скрытой печалью, то ли с насмешкой, ну ты, мол, придумал, меня — и восстанавливать.

Но что же все-таки лязгало в сумке? Астахов порылся в остатках картонных коробочек, рассыпанных лекарств, чудом не напоролся на разбитую пробирку, кажись, с купоросом и вынул маленький металлический стерилизатор. И тут же вспомнил.

— Разведчики подарили, трофей. Набор немецкий для венесекции.

— Вене… что?

— Разрезать вену, — на это сержант изумленно выпучил глаза, — Для переливания крови. Мы еще гадали, для чего такая крохотуля может понадобиться, там инструментов на половину операции, и то если мелкая. Алексей Петрович объяснил. И набор для прямого переливания там был, да побили его, пока несли. Еще в Инкермане сунул в сумку, на память…

— Значит, толку нам от него нету?

— Если найдем еще инструменты — будет толк. Скальпелей да зажимов много не бывает. Иглодержатель хороший.

— Ты его переложи чем-нибудь. А то звенит, что твоя колокольня. И давай личный состав будить. Не ровен час, фрицы за водой придут, а мы им даже точного времени не скажем.

Разбудили. Покормили. Даже полчаса сна, после свежей воды вдосталь, несколько оживили всех. У связиста температура, похоже, еще не поднялась. Вера покашливала, морщась от боли, и была бледна, но пульс на удивление неплох. Сердце молодое, здоровое.

— Теперь я понимаю, почему раненые в грудь не кричат, — сказала она тихо, еле шевеля губами. — Только… вы правду, хорошо? Игорь Васильевич… я ведь все равно умру?

— И близко нет! Лет через семьдесят если только, — здесь Астахов не врал. Пока не врал. Но чем скорее они в Балаклаве окажутся, тем лучше. — Завтра в Балаклаве будем, — это единственное, что он сходу нашел сказать хорошего, — там товарищи надежные, укроют нас.

Он уже видел мысленно черепичные крыши Балаклавы и сбегающие к морю узкие кривые улочки. Где-то там стоит его дом, с крыши видны море и пристань. Когда-то, мальчишкой, он высматривал оттуда корабли в гавани, воображая себя то пиратом, то мореплавателем времен Колумба. И тут же оборвал себя на этих воспоминаниях: “к родителям ни ногой!” Маленький город — Балаклава. И так на сердце маетно, ведь все знают, что у Василий Михалыча трое сыновей на фронте, а двое еще и моряки. Не ровен час сболтнет какая сволочь!

— Из-за меня вы медленно идете… — Вера куснула губу.

— Ерунды не говори, ладно? Спешить нам в любом составе вредно. А понемногу — дойдем. Тут осталось-то… Потерпи только. Считай рядом уже.

— Хорошо.

— Ну, взвод, — скомандовал вполголоса Столяров, — Слушай мою команду. Я разведываю дорогу — вы лежите тихо. Потом броском вперед до следующего укрытия. В мое отсутствие старший — военврач третьего ранга Астахов.

И пошли. Рваный ритм — ожидание — бросок — ожидание — бросок — выматывал нервы неимоверно. Каждый раз, как командир уходил, Астахов стискивал карабин, ожидая стрельбы. Несколько раз слышали немецкую речь в паре десятков шагов. Один раз где-то не рядом был короткий бой. За долгий июльский день прошли хорошо, если десяток километров, считая по прямой. У связиста нехорошо покраснело лицо и блестели глаза. Его приходилось вести, следя, чтобы не упал.

Где-то за полдень Столяров после очередной вылазки притащил немецкий ранец.

— Быстро, быстро, — подгонял он всех, довольный, как мальчишка, успешно побывавший в чужом саду, — Пока хозяин не прочухал! Глядишь, вечером пожуем. Насчет консервов у фрицев строго, без приказа не жрут!

Действительно, в ранце оказались консервы. Немного на восьмерых, но хотя б не полгорсточки сухарей. Времени на последний привал вышло неожиданно много — нужно было пересечь дорогу, а машины по ней шли непрерывным потоком. И даже небольшую группу пленных прогнали от Херсонеса. Чтобы отвлечься от своей беспомощности, Астахов стал прикидывать, что ему нужно отыскать, когда проберется в больницу. В том, что вылазка будет удачной, сомнений не было. Мысленно он уже стоял перед шкафом с инструментами и отсчитывал: “Скальпелей, допустим, четырех хватит. Пинцетов штук по шесть. Зажимов… Да что я как в магазине? Укладки взять и дело с концом. Что сейчас лишнее — потом пригодится. Простыней надо захватить. Стрептоцида. Новокаина. Бинтов. Шелк не забыть. Только продержалась бы девочка!”

Вера полусидела, опираясь спиной на вещмешки. Молчала, не жаловалась, лишь губы кусала.

— Оля, — позвала она почти неслышным шепотом, — у меня в кармане… в гимнастерке, письмо. Достань.

Оля аккуратно вытащила из ее нагрудного кармана сложенный “треугольник”, развернула и придерживала, пока подруга читала. Верочка протянула руку и сжала листок. “Глупый… — прошептала она. — Какие мы оба… глупые были”. Она прикрыла глаза и из-под опущенных век побежали слезы. Оля, вздрогнув, забрала листок из ее ослабевших пальцев, свернула и убрала в обратно карман. Подержала запястье, пытаясь подсчитать пульс, и кажется, не сумела. Вопросительно и испуганно взглянула на подошедшего Астахова.

— В Балаклаву придем — готовься, будешь мне ассистировать, — сказал он, стараясь выглядеть увереннее, чем был, и пропустив едва не вырвавшееся “если придем”. — Инструменты я найду, справимся. Ты же у меня умница. Вдвоем получится.

Солнце уже почти коснулось горизонта, когда вдруг наступила тишина.

— Быстро, быстро!

Проскочили дорогу. Пошли в гору, почти побежали. Поднялись на гребень, спустились, снова поднялись. От дороги их уже не было видно, полкилометра отошли, еще немного, и солнце сядет… Но тут совсем рядом загудел тяжелый мотор. Грузовик, судя по звуку, остановился ровно там, где они только что перебежали через дорогу.

— Тяжелый, зараза, — вздохнул сержант, — На таком человек двадцать приехать могут. Значит, с пулеметом. И как засекли-то, черти? В засаде, что ль, сидели? Ну, что, лепила, это и есть наш последний? Не ждал такого? Вот и я не ждал.

Он цепким, колючим взглядом окинул тропу, по которой они только что поднялись. Машины за гребнем не было видно, и даже звука не доносилось, кроме урчавшего на холостых мотора.

— Так, девочки, что стоим? До утра прощаться — мамка заругает. Бегом отсюда. Ты! — он ткнул пальцем в одного из техников, — С ними. Закрой рот. Они без тебя раненую не утащат. И хоть один боец при группе должен быть. А у нас — пять минут есть укрыться. Без моей команды огня не открывать! Скоро стемнеет, продержимся до темноты — у всех шанс будет.

— Васильева за старшую! — Астахов поспешно стащил с плеча санитарную сумку с последним индпакетом и инструментами и повесил Оле на шею.

— До нашего возвращения — за старшую, — уточнил сержант, — Бегом отсюда!

* * *

Может, и продержались бы. Да нервы у оставшегося с