Про Севастополь ты, наверное, скоро узнаешь из сводок, но что сводка? Десяток строк. В ней всего не скажешь.

Мама писала, что рада за тебя — ты, мол, в самом безопасном месте на фронте. Я за тебя тоже рад, но по другой причине. Ты — уши нашей артиллерии. Если ты хорошо справляешься, ты превращаешь один снаряд в десять. Никто больше на фронте не может так. А безопасного места сейчас нет ни на фронте, ни на две-три сотни километров в глубокий тыл. И я знаю, ты искал места не безопасного, но важного.

Письмо осталось недописанным и отправлено не было

От Советского Информбюро

По приказу Верховного Командования Красной Армии 3 июля советские войска оставили город Севастополь.

В течение 250 дней героический советский город с беспримерным мужеством и стойкостью отбивал бесчисленные атаки немецких войск. Последние 25 дней противник ожесточённо и беспрерывно штурмовал город с суши и с воздуха. Отрезанные от сухопутных связей с тылом, испытывая трудности с подвозом боеприпасов и продовольствия, не имея в своём распоряжении аэродромов, а стало быть, и достаточного прикрытия с воздуха, советские пехотинцы, моряки, командиры и политработники совершали чудеса воинской доблести и геройства в деле обороны Севастополя. Немцы в июне бросили против отважных защитников Севастополя до 300.000 своих солдат, свыше 400 танков и до 900 самолётов. Основная задача защитников Севастополя сводилась к тому, чтобы приковать на севастопольском участке фронта как можно больше немецко-фашистских войск и уничтожить как можно больше живой силы и техники противника.

Сколь успешно выполнил севастопольский гарнизон свою задачу, это лучше всего видно из следующих фактических данных. Только за последние 25 дней штурма севастопольской обороны полностью разгромлены 22, 24, 28, 50, 132 и 170 немецкие пехотные дивизии и четыре отдельных полка, 22 танковая дивизия и отдельная мехбригада, 1, 4 и 18 румынские дивизии и большое количество частей из других соединений. За этот короткий период немцы потеряли под Севастополем до 150.000 солдат и офицеров, из них не менее 60.000 убитыми, более 250 танков, до 250 орудий. В воздушных боях над городом сбито более 300 немецких самолётов. За все 8 месяцев обороны Севастополя враг потерял до 300.000 своих солдат убитыми и ранеными. В боях за Севастополь немецкие войска понесли огромные потери, приобрели же — руины. Немецкая авиация, в течение многих дней производившая массовые налёты на город, почти разрушила его.

Советские войска потеряли с 7 июня по 3 июля 11.385 человек убитыми, 21.099 ранеными, 8.300 пропавшими без вести, 30 танков, 300 орудий, 77 самолётов. Бойцы, командиры и раненые из Севастополя эвакуированы.

Военное и политическое значение севастопольской обороны в Отечественной войне советского народа огромно. Сковывая большое количество немецко-румынских войск, защитники города спутали и расстроили планы немецкого командования. Железная стойкость севастопольцев явилась одной из важнейших причин, сорвавших пресловутое «весеннее наступление» немцев. Гитлеровцы проиграли во времени, в темпах, понесли огромные потери людьми.

Севастополь оставлен советскими войсками, но оборона Севастополя войдёт в историю Отечественной войны Советского Союза как одна из самых ярких её страниц. Севастопольцы обогатили славные боевые традиции народов СССР. Беззаветное мужество, ярость в борьбе с врагом и самоотверженность защитников Севастополя вдохновляют советских патриотов на дальнейшие героические подвиги в борьбе против ненавистных оккупантов.

Слава о главных организаторах героической обороны Севастополя — вице-адмирале Октябрьском, генерал-майоре Петрове, дивизионном комиссаре Кулакове, дивизионном комиссаре Чухнове, генерал-майоре Рыжи, генерал-майоре Моргунове, генерал-майоре авиации Ермаченкове, генерал-майоре авиации Острякове, генерал-майоре Новикове, генерал-майоре Коломийце, генерал-майоре Крылове, полковнике Капитохине — войдёт в историю Отечественной войны против немецко-фашистских мерзавцев как одна из самых блестящих страниц.

Глава 14. Мыс Херсонес. Наверное, 2 июля 1942. Или 3

Прав был Алексей Петрович. Как в воду глядел. Неделя агонии. Уже не армия, уже толпа людей, прижатая к берегу. Кто-то еще пытается организовать оборону, но танков нет, пушек нет, патронов и гранат чуть больше, чем нет. Тыла нет. Воды нет.

Астахов для проформы встряхнул фляжку. Сухо.

Медикаменты и бинты кончились. Раненых, впрочем, тоже уже нет — кто легкий, с оружием и в строю, кто тяжелый… А ведь еще трое суток назад была какая-то оборона…

Отчаянная, за гранью риска, история с самолетом, конечно, стала известна начальству. Но в нынешнем положении ни на что, кроме устного выговора, не было времени, да и по большому счету — смысла. А вместе с устным выговором получил Астахов приказ: сопровождать на Херсонес и в бухту увозящие раненых машины. Вероятно, решили, что если такое однажды удалось, получится и еще раз.

И один раз даже получилось. Это было похоже на какой-то жуткий механизированный цирк: самолеты не останавливаясь ползли по полосе, в них на ходу буквально закидывали носилки.

Последней поднялась, рыча четырьмя моторами, огромная "Черноморская чайка", унося в своем стальном чреве еще четыре десятка человек. МТБ-2 мог садиться и на воду, но взлетал с земли, тяжело, действительно, как обожравшаяся чайка.

В сотне метров за аэродромным КПП какие-то не то легкораненые, не то вовсе дезертиры, пропыленные, изгвазданные до нечитаемости петлиц, сунулись “проверить, что в машине”. Астахов встал на подножку, дернул затвор ППШ:

— Автомат в машине. И три гранаты. Вам хватит?

Хватило. Пробормотав что-то вроде “А нормально поговорить никак?”, самочинные проверяльщики растворились в предрассветной полутьме

— Да что ж это творится? — спросил водитель, недоуменно глядя на разъяренного Астахова, — Нешто совсем дисциплины не осталось?

Тот помолчал, сбрасывая напряжение. Автомат автоматом, но соберись они напасть и догадайся хоть одного стрелка поставить с другой стороны дороги… А при осознании, что он чуть не вступил в бой с красноармейцами, и вовсе передернуло.

— Стало быть, совсем никуда наши дела, — продолжал шофер совершенно неуставную болтовню, — Да и бензину — как бы последний километр до монастыря толкать не пришлось. И не привезут уже, чует мое сердце…

— Адреналиновая болтливость, — выдавил наконец из себя Астахов, — Отставить разговоры. Едем.

До монастыря не доехали. Ружейно-пулеметная стрельба стала настолько громкой, что Астахов велел остановить машину и вышел прислушаться. Да. Ближе Фиолента. Вот знакомым голосом бухнула восемнадцатая батарея… Нет. Не прорваться одним грузовиком да тремя девчонками.

Повернули назад, но и до аэродрома не доехали. Мотор зачихал, водитель с каким-то мрачным удовлетворением пожал плечами.

— Все, товарищ военврач третьего ранга, теперь мне только в пехоту перед смертью. Отъездились.

Машину столкнули на обочину, между брошенной “Эмкой” и лежащим на боку полусгоревшим городским автобусом, его наспех перекрашенный даже не в защитный — в