— Простите, что влезла тогда в салон, — сказала Вайолет. Она обвела гостиную взглядом, рывками покачиваясь вперед-назад, скорее от нервозности, чем пытаясь убаюкать Чарли. — Хотя технически это не взлом, потому что у меня был ключ.

— Ты пришла вернуть деньги? — ровным тоном спросила Сидни, пряча руки в карманы плаща, чтобы Вайолет не видела, как судорожно сжаты у нее кулаки.

— Я их уже потратила. Я же вам говорила, мне нужны были деньги, чтобы купить «тойоту».

— Значит, ты пришла отдать ключ?

— Ключ я потеряла. К тому же вы все равно поменяли замок, — сказала Вайолет, не глядя ей в глаза.

В голове у Сидни прозвенел тревожный звонок — прежде она всегда их игнорировала, когда дело касалось Вайолет.

— А ты откуда знаешь? Ты что, снова пыталась влезть в салон?

Вайолет сделала вид, будто не слышала вопроса, потому что обе они отлично знали ответ.

— Я сегодня уезжаю. Мне нужны деньги на дорогу.

Сидни вздохнула:

— Я дам тебе, сколько у меня есть при себе. Но это немного.

— Я здесь не ради денег, — сказала Вайолет, когда Сидни потянулась за сумочкой. — В «тойоте» не работает печка, и мы с Чарли оба замерзли.

Сидни поколебалась. Неужели она на самом деле собиралась дать им от ворот поворот? Разумеется, нет.

— Ты можешь переночевать здесь. А утром мы что-нибудь придумаем.

— Вы меня не слушаете! — воскликнула Вайолет, повышая голос. Взгляд Сидни немедленно устремился к Чарли, который нахмурился во сне. — Меня не волнует, что печка не работает. Я еду на юг, там тепло. У Чарли нет зимней куртки, но я думала, она ему не понадобится, раз мы едем туда, где тепло. Но он вырастает из своей одежды, и я поняла, что мне все равно придется покупать ему новую, когда мы туда приедем. А у меня нет денег.

— Ты же сейчас сказала, что пришла не ради денег.

Лицо Вайолет исказилось от гнева. Хотя нет, это был не гнев. Это была боль. Ее глаза налились слезами.

— Просто возьмите его себе, — выдавила она, протягивая Сидни спящего младенца.

— Что?! — Сидни выдернула руки из карманов, выронив ночник, который дал ей Фред, и подхватила Чарли.

Вайолет не оставила ей выбора. Если бы она не взяла малыша, он упал бы на пол.

Вайолет поставила на пол пластиковую сумку, которая висела у нее на сгибе локтя.

— Тут кое-какие его любимые игрушки. И вещи, которые ему еще впору. И его свидетельство о рождении. Я вложила в него несколько фотографий, на которых мы вместе, чтобы он не забыл, как я выгляжу. И еще я написала письмо. — Вайолет задрала свитер и утерла нос его краем. — Когда мне было девять, моя мама оставила меня у своей подруги Карен почти на целый год, а сама укатила куда-то со своим дружком. Потом я сломала руку, и у Карен были большие проблемы с социальной службой, потому что мама не оставила никаких инструкций на тему опеки надо мной и всего такого прочего. Так что там все написано. Я хочу быть счастлива. И хочу, чтобы он тоже был счастлив. Но и то и другое сразу не получится. Вы, наверное, думаете, что я самая ужасная мать в мире?

Сидни покачала головой. Материнство, настоящее материнство — это то, что происходит, когда никто не видит. Как она могла судить Вайолет, не зная всей истории целиком?

— Оставляйте включенным ночник, когда он спит, ладно? Он не любит темноту.

Вайолет поцеловала сына в макушку, давясь слезами, и выскочила за дверь.

Сидни обернулась и увидела, что в дверях кухни стоит Генри и вид у него точно такой же ошарашенный, как и у нее самой.

Когда в понедельник утром Бэй шагала по дороге к автобусной остановке, земля была покрыта инеем. Фин уже стоял там, сунув руки в рукава своей желтой толстовки с капюшоном и натянув на уши вязаную шапочку.

При виде Бэй лицо его расплылось в широкой улыбке.

— Добро пожаловать на автобусную остановку, где никогда не прекращается веселье. Что, домашний арест снят?

— Точно не знаю, — сказала Бэй, подходя. — Теперь у нас в доме завелся младенец, и, похоже, мама просто забыла, что нужно везти меня в школу. В общем, я вроде как… улизнула.

Фин одобрительно кивнул:

— Бэй Уэверли — нарушительница запретов.

Она остановилась перед ним и устремила на него взгляд, вскинув брови, как будто ждала, когда он что-то ей скажет.

— Что? — спросил он. — Почему ты так на меня смотришь?

— Я наконец-то посмотрела видео, о котором все только и говорят, ну, то, которое кто-то снял во время драки на хеллоуинской дискотеке. То белое пятно, которое отшвырнуло от Джоша того парня из Хэмилтон-Хай… На замедленном воспроизведении оно было очень похоже на одного моего знакомого, замотанного в простыню.

Фин переступил с ноги на ногу.

— Гм… В самом деле?

— В простыню с розочками. Это был ты. Это ты отправил его в полет.

Фин ничего не ответил.

Бэй пихнула его локтем. Он по-прежнему был все такой же гибкий, как соломинка.

— Выходит, ты и правда самый сильный мужчина в городе, Финеас Янг.

Он несколько секунд помолчал, прежде чем признаться:

— Я сам больше всех удивился. Ты же знала моего отца до того, как он погиб. Он был настоящий богатырь. Но потом я вспомнил, что мой дедушка Фин был еще худее, чем я. Ему перевалило за девяносто, а люди по-прежнему приходили к нему с просьбами выкопать им колодец или пробить зимой лед на Лансфордовом водохранилище.

— Я так понимаю, Рива знает? — с улыбкой спросила Бэй. — Это поэтому она передала тебе ту записку в пятницу?

Он вытащил записку из кармана джинсов.

— Я ее еще не читал. Предвкушаю открывающиеся передо мной возможности.

Бэй улыбнулась ему:

— Возможности — это хорошо.

Фин сунул записку обратно в карман, и они стали ждать автобус. Мир вокруг них дремал, укрытый одеялом из крохотных кристалликов льда.