– Миссис Кларк, мне нужно выйти. Я не очень хорошо себя чувствую.

– Ты в порядке, Амели? – спросила она, заметив потоки слез, но ничего не смогла с этим поделать посреди урока.

Я вышла из комнаты прежде, чем успела ответить. Бросилась в туалет и – да, вы уже догадались – заплакала.

* * *

Я читаю твое сообщение. И впервые в жизни происходит невообразимое. Мне немного жаль Иден. Скорее сочувствие, чем ревность.

Так долго я считала ее своим заклятым врагом, своей идеей фикс. Я была одержима ею почти так же, как тобой. Спрашивала себя, почему я не похожа на нее? Почему так ужасно похожа на себя? Почему не могла стать спокойной, хладнокровной и веселой, такой, какой была она, а я явно не могла? Я ненавидела Иден, считая, что она намного лучше меня во всех мыслимых отношениях.

Я была такой сумасшедшей. Как ты и сказал…

– В этом нет ничего такого, – сказал ты.

– Прекрати свою паранойю, – сказал ты.

– Почему ты так не уверена в себе? – сказал ты.

– Я могу просто дружить с другой девушкой, – сказал ты.

И мне интересно, Риз. Я часто задумываюсь.

Она видит во мне угрозу? Задает тебе те же вопросы? Стала ли я ее идеей фикс?

Мое чутье подсказывает: возможно.

Возможно, теперь, когда у тебя есть она, ты скучаешь по мне. Возможно, спрашиваешь ее, почему она не может быть более спокойной, и – абракадабра! – внезапно она чувствует себя неуверенно и как будто сходит с ума. Потому что, знаю, ты шепчешь ей, что не о чем беспокоиться, когда речь заходит о твоей сумасшедшей бывшей девушке. В то время как, судя по сообщению в моем телефоне, ей есть о чем беспокоиться.

Я все это знаю. Знаю, что ты – плохие новости. Моя интуиция права. Подозреваю, у Джоан будет довольно серьезное мнение об этом сообщении. И ненавижу себя за то, что думаю об этом, и за то, что была такой слабой, но, Риз, боже… как сильно я хочу встретиться с тобой после школы и раствориться в том, чем мы были!

Я не знаю, как остановиться.

Пожалуйста, кто-нибудь, остановите меня.

– Он сказал, что любит меня, – говорю я Джоан. – Он говорит, что все это с ней было ошибкой. Говорит, что хочет меня вернуть.

Я улыбаюсь, потому что произнесение этих слов вслух делает меня очень счастливой. Жду, что она придет в ужас. Скажет мне, что это ужасная идея. Запретит мне видеться с ним снова. Схватит меня за руки и закричит: «Не-е-ет!» Я готовлюсь к обороне. Однако лицо Джоан остается абсолютно бесстрастным.

– Понятно, – отвечает она. – И как ты себя при этом чувствуешь?

Наклоняю голову, слегка раздраженная отсутствием реакции.

– Я запуталась, – честно отвечаю я. – Знаю, что он делал плохие вещи… – Я рассказывала ей о Шеффилде. Рассказывала, как кричала, и плакала. Она давала мне советы, что делать, когда резко всплывают такие воспоминания. – Он, конечно, не идеален, – бормочу я. – Но, может, ему просто нужно было это время, это расстояние, чтобы понять, что между нами? И теперь все будет хорошо? Как было в самом начале?

Джоан снова молчит, и все же я могу догадаться, о чем она думает. Потому что в моей голове тоже есть маленький голос, который кричит: «Это смешно! Любовь так не работает! Ты была несчастна с ним! Ты сломалась с тех пор, как встретила его! Это не любовь, это не любовь, это не любовь!» Но я не хочу слушать его, потому что он не даст поцеловать тебя снова. Не позволит вновь ощутить трепет от того, как ты смотришь мне в глаза: как будто я единственное, что имеет значение в этом мире. Я буду скучать по сильному приливу любви, который испытываю, когда ты, наконец, возвращаешься ко мне, особенно после столь долгой работы над этим.

– Ты действительно думаешь, что все будет по-другому? – спрашивает Джоан. – Будь честна с собой, Амели. Уверена, что этот мальчик не причинит тебе боль снова?

Я чувствую, как тщательно она подбирает каждое слово.

Собираюсь открыть рот, чтобы бросить ей вызов, чтобы защитить тебя – и тут мой желудок скручивает.

Ему есть что сказать.

И моя интуиция…

Мое чутье говорит, что ответ на ее вопрос – «нет».

Я закрываю рот, не желая признаваться в этом. Потому что признание означает конец для нас. Конец всего хорошего, острых ощущений и беспорядка. Я не уверена, что готова отпустить это. Не уверена, что вообще когда-нибудь буду готова расстаться с этим.

Джоан снова заговорила. Она не смотрит прямо на меня, скорее, в сторону моего лица, ее глаза скользят по коробке салфеток, стоящей на столе между нами.

– Иногда, – начинает она, – когда кто-то плохо относится к нам и нападает на сущность того, что мы есть, это вызывает травму. Это естественно – хотеть, чтобы тебя любили. Самая естественная вещь на свете. Поэтому, когда мы любим кого-то и он причиняет нам боль, нашему мозгу это не нравится. Наш мозг не любит травм, он не любит чувствовать себя в опасности и иногда придумывает нездоровые короткие пути, чтобы обмануть нас, будто мы в безопасности.

Джоан говорит совершенно спокойно, так обыденно, что я невольно прислушиваюсь.

– Чтобы чувствовать себя в безопасности, мозг создает сильную связь с человеком, который причиняет нам боль. Таков способ эго защитить себя. Возможно, ты слышала о стокгольмском синдроме?

Я киваю. Помню это из какого-то старого фильма о Джеймсе Бонде, где девушка влюбляется в своего похитителя.

– Это пример психологической связи. Влюбленность в своего похитителя помогает намного легче справиться с тем фактом, что тебя похитили. – Она делает паузу, по-прежнему не глядя на меня и не настаивая, просто молча убеждая прислушаться. – Еще одна вещь, которую нужно учитывать, Амели, это зависимость от нервного состояния. Мы ждем, когда все наладится, чувствуем себя больными, подавленными и никому не нужными, когда этого не происходит, но затем получаем поток гормонов счастья, когда этот человек наконец снова хорошо к нам относится. Немного похоже на наркотики: ты никогда не знаешь, когда удастся получить следующую дозу любезности.

– Теперь, если ты соединишь травматическую связь с постоянным состоянием эмоционального и тревожного возбуждения, то… окажется, что твое состояние очень мощное. Твоя тяга к этому человеку окажется невероятно сильной. Твои чувства к нему будут невероятно сильными…

Вот. Она смотрит на меня. Джоан смотрит мне прямо в глаза.

– Но это не любовь, Амели, – медленно говорит она. – Эти чувства – не любовь.

Она не говорит мне никогда больше с тобой не видеться. Не говорит, что делать дальше. Просто тихо спрашивает, не хочу ли я когда-нибудь рассказать обо всем родителям. Как всегда, качаю головой.

Это не любовь, Амели.

Когда я выхожу с сеанса, получаю еще одно сообщение.