Можно ставить рупь за сто: сейчас введут новенького.

К такому выводу пришел не один человек. Полкамеры. Почти все, не считая спящих. И любопытные лица одно за другим стали поворачиваться в сторону входной двери.

Так и есть. Загремели-зазвенели традиционно здоровенные тюремные ключи. Массивная, обитая металлом дверь удивительно бесшумно провернулась на мощных петлях. И через порог ступил, настороженно помаргивая длинными пушистыми ресницами над красивыми карими миндалевидными глазами, невысокий черноволосый парень.

— О-опаньки! Кто к нам присол! — шепелявый голос Ватина был полон веселого удивления, смешанного с ехидным удовольствием, — Джабраил! Наш черный брат!

Да. Это был чеченец Джабраил, более известный в городе под кличкой Джаба или еще проще — Жаба.

Года полтора назад он появился в Магадане вместе с небольшой группой своих то ли приятелей, то ли родственников. Их было немного, человек пять. И были они в городе практически незаметны. Но потом подтянулось еще столько же. И вот уже эти энергичные, веселые, жизнерадостные парни стали светиться в делах совсем не веселых. В дерзких делах.

Как-то раз узкие магаданские дорожки свели Жабу и с Князем. Местный ларечник, обратившийся за защитой к Саньке, как к бывшему однокласснику, пожаловался на угрозы со стороны якобы выкупившего какие-то его долги Джабраила. Для ларечника этот сначала до смерти напугавший его наезд закончился веселой пьянкой с Санькой и Чудиком в ресторане «Магадан», естественно, за счет спасенного. А для Жабы — несколькими очень неприятными минутами общения с бесстрашной и неукротимой парочкой. Джабраил, не рискнув схватиться с ними открыто, поклялся потом при свидетелях, что настанет день, когда он сам или его земляки выпустят кишки обоим приятелям.

Эта угроза со стороны приезжих бандитов вполне могла оказаться не пустой. Все чаще стали они переходить дорогу местным ребятишкам, выросшим на промерзшей колымской земле и на этом основании считавшим ее только своей. Все чаще стали нарушать неписаные, но действенные законы, ограничивавшие криминальный беспредел и часто предотвращавшие бессмысленные жестокости в маленьком, перевязанном-перевитом дружескими, земляческими и родственными связями городке. И, в конце концов, настал момент, когда чужакам ясно дали понять, что они в этом городе лишние.

На ультиматум пришельцы ответили нагло и жестко.

На разборку приехали с оружием.

Но они не учли, что их бесчеловечная злоба и полная чужеродность в этом своеобразном регионе, отгороженном от остального мира Белым Безмолвием, объединила против них даже тех, кто испокон веку противостоял друг другу в вечной игре в «сыщики-разбойники».

Вспыхнувшую на заснеженном пустыре беспощадную драку, в ходе которой уже были обнажены стволы и прозвучали первые выстрелы, прекратили-размели внезапно обрушившиеся, словно из ниоткуда, собровцы и ОМОН. Но получилось так, что основной удар пришелся не на местных «спортсменов» и воров, которых и городской розыск и убоповцы уже не раз, приятельски похлопывая по плечу, отправляли на очередную отсидку. И не на магаданских уличных забияк и хулиганов, которым прежде частенько оглаживали бока омоновские дубинки на темных зимних улицах или под рассеянным светом летних белых ночей. Разлетелись местные, рассосались, исчезли кто куда. А вот недальновидные чужаки, попытавшиеся в беспримерной наглости своей оказать сопротивление людям в масках и камуфляже, получили урок хорошего тона по полной программе.

Такой урок, что сочли за лучшее покинуть этот город и поискать счастья в других краях.

Но не все.

Маленький, обманчиво спокойный и симпатичный Джабраил, как-то избежавший участия в той разборке и не попавший под последовавшие за ней репрессии, тихо пересидел смутные времена. А потом с троицей земляков-подручных попытался уже по-другому, тихой сапой все же отхватить делянку-другую в магаданском криминальном мирке. Тщетно. Местные уже сделали надлежащие выводы из недавних событий и попытки эти на корню пресекли. Жаба отправился за подмогой во Владивосток и Находку. Но, как немедленно сообщил беспроволочный криминальный телеграф, лидеры мощных, наводящих ужас на весь Дальний Восток чеченских группировок прямо сказали Джабраилу: «Ты нам не брат!» То ли такую оценку получила его трусливая позиция в ходе конфликта с магаданскими «братками», то ли где-то еще он нагрешил против своих, но факт оставался фактом: Жаба получил от ворот поворот. После этого он окончательно утих и потихоньку занимался мелким вымогательством и мошенническими делишками под прикрытием липового кооператива.

Много воды утекло с тех пор, как Жаба обещал выпустить кишки Князю и Чудику. И не только воды. Крови много утекло. Но все это время удавалось ему больше не встречаться с двумя Саньками.

А вот тут пришлось.

Хоть с одним, да пришлось.

Князя словно смело со шконки.

Он возник перед лицом Жабы напружиненный, как полярный волк перед мордой застигнутой врасплох опасной и сильной, но при этом подлой, вороватой, вечно таскающей чужую добычу росомахи.

— Ну, привет! Долазился по чужим делам, красавец?!

— По каким чужим делам? — глаза Жабы закосили, залживили. Он растерянно топтался на месте, не зная как освободить руки от замотанных в бесформенный узел, распотрошенных контролерами вещей.

— А ты не помнишь наш разговор, когда ты сначала пальцы веером перед нами гнул, а потом обосрался? Ты, говорят, потом при людях обещал нам с Чудиком кишки выпустить. Ты ведь знаешь про Чудика?! Не твоя работа, часом? Не твоя, так таких же уродов, как ты. Нет больше Чудика… А я — вот он! Не хочешь за свои слова ответить?! — Князь одним ударом ноги разрешил все Джабраиловы проблемы. Шмотье из узла разлетелось во все стороны. Жаба попытался отшагнуть назад, но не успел. Второй удар пришелся точно ему в пах. Он упал на колени и бессильно уткнулся лбом в бетонный, зашарканный сальными тапочками пол. Третий удар должен быть расколоть ему голову. Но подскочивший Ватин и другие сокамерники оттащили от него белого, как мел, готового к убийству Князя.

Немедленно узнавший об инциденте «кум» просто схватился за голову. Это был стопроцентно его промах. Уж кому-кому, а умудренному пятнадцатилетней службой старому оперу, знающему своих подопечных лучше, чем собственных детей, надо было повнимательней отнестись к «заезду на хату» столь одиозного клиента. Что бы ни писали в криминальных романах, какие бы страсти-мордасти ни показывали в кинодетективах, но убийство в камере тюрьмы — это дело нечастое. Исключительно редкое. Это — второе по бедоносности ЧП после побега. И отвечать за такие дела виновным: недосмотревшим, не предотвратившим — приходится не по мелочи.

В тот же день Жабу перевели в другую камеру. Ватин, пытаясь развеселить угрюмо молчащего Князя и все еще надеясь подобрать новый ключик к его душе, не преминул сопроводить уход Джабраила язвительными шуточками-прибауточками и обещаниями похлопотать, чтобы тому и в новой «хате» не было скучно.

Джабраил долго отмалчивался. Но почти у порога неожиданно развернулся и, обведя камеру мстительно блестящими глазами, спросил: