Гришанову не нравилось то, что он видел перед собой. Американец оказался искусным и бесстрашным человеком, одним из специалистов по уничтожению ракетных установок «земля — воздух». Американцы называли таких летчиков «дикими ласками» — по имени свирепых маленьких хищников, способных преследовать добычу даже в глубоких норах. Этот военнопленный совершил восемьдесят девять таких боевых вылетов, если вьетнамцы сумели собрать обломки именно его самолета, — подобно русским, американцы любили делать отметки о своих боевых успехах на борту — и был именно тем человеком, с которым Гришанову нужно было поговорить. Возможно, это послужит уроком, о котором он напишет, подумал, русский офицер. Подобная гордость за свои достижения приводила к тому, что враги узнавали, кого они захватили в плен и многое из того, что было ему известно. Но так любили поступать летчики-истребители, и сам Гришанов вряд ли согласился бы скрывать свои подвиги в борьбе с врагами его страны. Русский, кроме того, старался убедить себя в том, что хочет уберечь сидящего напротив него за столом человека от пыток. Закариас, по-видимому, убил немало вьетнамцев — и не простых крестьян, а квалифицированных, подготовленных русскими специалистами ракетчиков, и потому правительство этой страны захочет наказать его за это. Но это не интересовало Гришанова, и он не хотел допустить, чтобы политические соображения мешали его профессиональным интересам. Американский офицер, с которым он разговаривал, был знаком с самыми секретными научными и, без сомнения, сложными аспектами национальной обороны. Ему было поручено составить планы нападения сотен самолетов с высококвалифицированными экипажами на борту. То, как мыслят эти специалисты, какова их тактическая доктрина, не менее важно, чем их планы. Что касается самого Гришанова, то он считал, что американцы могут убивать столько желтых ублюдков, сколько им хочется. Эти мерзкие маленькие фашисты так же мало разбираются в политической философии его страны, как каннибалы в искусном приготовлении пищи.

— Полковник, мне известно про вас гораздо больше, чем вы думаете, — терпеливо произнес Гришанов. Он положил недавно прибывший документ на стол. — Вчера вечером я прочитал вот это. Блестящая работа.

Глаза русского офицера не отрывались от лица американского полковника. Реакция американца была поразительной. Несмотря на то что сам он занимался чем-то вроде разведывательной работы, ему и в голову не приходило, что кто-то во Вьетнаме может передать запрос в Москву, откуда заставят американцев отыскать что-то подобное. Лицо его выражало недоумение. Каким образом они сумели узнать о нем так много? Как им удалось заглянуть так далеко в его прошлое? Кто вообще на это способен? Неужели кто-то может оказаться настолько проницательным, настолько высоким профессионалом? Ведь вьетнамцы такие дураки!

Как и многие русские офицеры, Гришанов проявлял серьезный и глубокий интерес к военной истории. Находясь на боевом дежурстве в полковом помещении, он читал множество секретных документов. Из одного он узнал, как в Люфтваффе допрашивали захваченных в плен летчиков союзников, и навсегда запомнил это. Подобный метод он попытается применить здесь. Тогда как меры физического воздействия только укрепляют дух американца, его вот так может невероятно потрясти простая пачка бумаг. У каждого есть свои сильные стороны и свои слабости. Только человек, наделенный высоким интеллектом, способен различить их.

— Как случилось, что ваша диссертация не была засекречена? — спросил Гришанов, закуривая сигарету.

— Это всего лишь теоретическая физика. — Закариас пожал худыми плечами, приходя в себя и пытаясь скрыть охватившее его отчаяние. — Наибольший интерес проявила телефонная компания.

Гришанов постучал по диссертации указательным пальцем.

— Так вот, послушайте. Я вчера вечером узнал из вашей диссертации немало нового. Предсказание ложных эхо по данным топографических карт, математическое моделирование мертвых зон! Таким образом можно спланировать путь сближения с целью, прокладывать курс от одной точки к другой. Блестяще! Скажите, а что это за место — Беркли?

— Просто университет, в калифорнийском стиле, — ответил Закариас, прежде чем успел спохватиться, что говорит с этим русским полковником. Он не должен говорить. Его подготовили таким образом, чтобы он не разговаривал с противником. Его подготовили к тому, чего ожидать и что он может делать, не выдавая себя, научили уклоняться от ответов и маневрировать. Но ничего подобного эта подготовка не предусматривала. Боже милосердный, как он устал, как напуган, как ему надоело соблюдать правила поведения, которые не имеют теперь никакого значения.

— Я плохо знаю вашу страну — за исключением профессиональных аспектов, разумеется. Скажите, там один регион значительно отличается от другого? Вы родом из Юты. Что это за место?

— Меня зовут Робин Дж. Закариас. Я — полковник... Гришанов поднял руки.

— Прошу вас, полковник. Я все это знаю. Я также знаю не только дату вашего рождения, но и место. Недалеко от Солт-Лейк-Сити нет никаких баз ваших ВВС. Все это я знаю по картам. Мне, по-видимому, никогда не удастся побывать в этом регионе — в любом регионе вашей страны. Скажите, этот район Беркли в Калифорнии, он весь зеленый, правда? Мне говорили даже, что там выращивают виноград на вино. Но мне ничего не известно о Юте. Там ведь есть большое озеро, которое называют Соленым, правда? Оно действительно соленое?

— Да, поэтому и...

— Но как оно может быть соленым? Океан находится в тысяче километров, и озеро отделено от него горами, верно? — Он не стал ждать ответа американца. — Я хорошо знаком с Каспийским морем. Одно время служил там. Оно не соленое. А ваше озеро соленое? Как странно. — Он погасил окурок.

Голова американца чуть дернулась вверх.

— Не знаю, я не геолог. Думаю, это осталось от первобытных времен.

— Пожалуй. Но ведь там есть и горы?

— Горный хребет Уосатч-Маунтинз, — подтвердил Закариас, качнув головой подобно пьяному.

Нужно отдать должное вьетнамцам, подумал Гришанов, они кормят своих пленников пищей, которую даже свинья станет есть только от голода. Интересно, мелькнула у него мысль, это намеренная и обдуманная система или чисто случайное следствие простого варварства? Даже политических заключенных в Гулаге кормят лучше. Пищевой рацион военнопленных американцев снизил их сопротивляемость болезням, довел их до такого состояния, что любая попытка побега будет обречена на неудачу — недостанет выносливости. Вроде того, что делали фашисты с советскими военнопленными. Впрочем, каким бы отвратительным это ни казалось, Гришанову это было на руку. Сопротивляемость, физическая и умственная, требует сил, и легко заметить, как быстро теряют силы американские офицеры за бесконечные часы допросов, как гаснет их мужество, по мере того как физические потребности отнимают силы от запаса психологической решимости. Он учился, как делать это. Такой процесс требовал много времени, но и доставлял удовольствие, ведь Гришанов учился копаться в мозгах людей, мало отличающихся от него самого.

— Там хорошо кататься на лыжах? У Закариаса моргнули глаза, словно вопрос выхватил его из другого места и времени.