— Да. Конечно, Дом. Я знаю. Можете не объяснять. Просто я так…

— Да, — говорит Дом. — Да. Я знаю.

В этих словах она чувствует некий жар, рожденный энергией отчаяния, утраты, разочарования и ложной надежды, но и близостью, что возникла между ними двумя, когда все остальное отпало от них, и тем, что их объединяет. Она вздыхает.

— Спасибо, Дом. Спасибо за все, что вы делаете.

— Рад вам помочь, Ким. Всегда.

Он заканчивает разговор, и Ким пару секунд стоит, глядя в окно кухни на деревья в конце сада. Она думает о тощей грустной девушке, работающей на камеру в какой-то комнате, девушке, которая что-то знает о том, что сейчас происходит в «Мейпол-Хаусе». А затем ясно, как будто наяву, вспоминает тот жаркий июньский полдень, когда она шла в «Темное место», струйку пота по своей спине, Райана, качающего Ноя в его коляске, капли воды из бассейна на плече Скарлетт, как они сливаются и падают, красивого сына хозяйки с упаковкой пива в руке, хрупкую мать в белом сарафане, то, как Скарлетт отказывалась посмотреть ей в глаза, и, наконец, то, как она произнесла имя ее дочери. Лула.

Во всех остальных отношениях она была холодной и отстраненной, но когда она произнесла имя Таллулы, ее голос прозвучал хрипло и тяжело, как будто это имя что-то для нее значило. Она думает о той ночи, которую Таллула, по ее словам, якобы провела у Хлои, потому что Хлоя якобы склонялась к самоубийству, и вновь задается вопросом, где она была. Ким вспоминает все те воскресные утра, когда Зак играл в футбол, а Таллула брала свой велосипед и отправлялась кататься по окружающей местности. Она думает о том, как всякий раз дочь возвращалась, сияя улыбкой и румянцем, и выглядела полной загадок и тайн. Она даже помнит, как однажды спросила Таллулу: «Куда ты на самом деле ездишь на велосипеде? Когда ты возвращаешься, у тебя такой вид, будто ты только что побывала в неком волшебном месте». И Таллула улыбнулась и сказала:

— Просто каталась по сельским дорогам, где нет пробок. Это великолепно.

— А ты делаешь остановки? — спросила она. — Чтобы посмотреть и исследовать местность?

— Да, — ответила дочь, снимая с Ноя слюнявчик. — Я делаю остановки и исследую местность.

Ее тон был полон эмоций, таких же эмоций, какие она слышала в голосе Скарлетт, когда та произнесла имя Таллулы. И когда она думает об этом, в ее голове всплывает еще одно воспоминание о Скарлетт, завернутой в черное полотенце. Она видит, как вода из бассейна струится ручейками с ее мокрых волос, как ее пальцы сжимают ее узкие ступни, а затем, буквально на долю секунды, перед ее мысленным взором мелькает крошечная татуировка чуть ниже ее лодыжки, буквы TM. На каком-то подсознательном уровне Ким замечает ее и одновременно не замечает, потому что с чего вдруг у этой девушки, о которой она раньше и не слышала, на ноге могут быть вытатуированы инициалы ее дочери? Помнится, ее рука снова соскользнула вниз, чтобы прикрыть эти буквы, и Ким их и видела, и не видела, но они все время были там, как солнечное пятно.

Она хватает телефон, находит в Ватсапе номер Софи и с невероятной быстротой набирает ей сообщение:

Это я, Ким. Вы заняты? Могу я поговорить с вами кое о чем?

Ответ приходит мгновенно:

Совсем не занята. Могу говорить прямо сейчас.

В течение нескольких дней после ночи, когда Таллула и Зак пили вино и разговаривали, между ними все идет хорошо. Зак расслаблен и весел. Он готовит для них ужины, он купает Ноя и развлекает его, он тихо сидит за своими таблицами, жонглирует своими финансами и не пристает к Таллуле с вечными просьбами взглянуть. Он дает Таллуле возможность учиться и просто быть. Ночью они спят в ее постели с младенцем между ними, и он не пытается проявлять к ней физическую нежность. Каждое утро он тихо встает на работу и каждый вечер тихо возвращается домой, и все в порядке.

Затем, в начале июня, сразу после первого дня рождения Ноя, Скарлетт отправляет Таллуле сообщение с просьбой подождать ее после занятий, чтобы им вместе поехать домой на автобусе. Они встречаются на тротуаре возле колледжа. У Скарлетт в разгаре летняя сессия. Она целых два дня пишет натюрморт.

— Артишок и кость, — говорит она, когда они вместе идут к автобусной остановке. — Нет, я совершенно серьезно. Я провела два дня, глядя на артишок и кость.

— Что они символизируют?

— Да так, ничего. Просто вещи, которые я подобрала, когда выходила из дома. Кость принадлежит Тоби. Его она не впечатлила. Но выглядят эти штуки довольно круто. Я положила их на черный бархат, и они смотрятся прямо как с полотна голландского мастера.

— Когда твой последний экзамен?

— В среду на следующей неделе. Затем в четверг я должна сдать свое портфолио, а затем будет пятница, и я пойду в паб, чтобы напиться в хлам.

— С кем ты идешь?

— Как обычно. Плюс, возможно, Лиам. — Она искоса смотрит на Таллулу, чтобы оценить ее реакцию. Но Таллула лишь пожимает плечами и говорит:

— Как хочешь. Это не мое дело.

— Нет, серьезно. Просто как друзья. Потому что мы просто хорошие друзья. Честно. То, что произошло той ночью, было просто глупо. Просто глупо, глупо, потому что я глупый, глупый человек.

— Скарлетт, все в порядке. Тебе не нужно ничего объяснять.

— Да, но я должна. Я должна все объяснить. В любом случае я должна все объяснить самой себе. Я всегда жила по принципу «сначала сделай, потом думай». Я никогда не думаю о последствиях того, что делаю. Послушай… — Она втягивает воздух в легкие и поворачивается к ней лицом. — Я знаю, ты думаешь, мол, у меня была такая беззаботная жизнь и со мной никогда не случалось ничего плохого. Но со мной случилось что-то очень плохое. Что-то в высшей степени плохое. Вскоре после того, как мы с тобой познакомились. Вот почему я бросила колледж. Вот почему я так долго не могла ни на кого смотреть.

Таллула вопрошающе смотрит на нее и ждет, пока она продолжит. Скарлетт вздыхает и говорит:

— Может, пойдешь со мной в паб? Когда выйдем из автобуса? Я тебе все расскажу.

Они садятся в тихий уголок паба «Лебедь и утки», заказав диетическую колу для Таллулы и горячий шоколад с рюмкой рома для Скарлетт. Паб в это время дня практически пуст, в окна светит летнее солнце. У стойки бара сидит мужчина, у его ног собака породы бигль. Скарлетт указывает на него и говорит, как и обо всех собаках, которых она видит:

— Хороший пес.

— Ладно, — говорит Таллула, — я готова выслушать твое темное признание.

Скарлетт слегка ёрзает.

— Не могу поверить, что я сейчас расскажу тебе все. Ты наверняка возненавидишь меня еще больше, чем ты уже ненавидишь.

— Я не ненавижу тебя.

— Хорошо. Просто пообещай мне, что ты никогда, никогда не расскажешь ни единой живой душе то, что я сейчас тебе расскажу. Никогда-никогда.