– Я очень хорошо знаю этих джентльменов, мистер Кенсингтон, поскольку в их профессии им нет равных. Вам нечего бояться, а выгода очевидна: если кто и сможет найти малышку Муни, так это они. Дадите ли вы, сэр, нам честное слово, как я, не задумываясь, даю свое?

– Конечно, конечно, – залепетал Кенсингтон, утирая глаза платком. – Я знаю, что вы пытаетесь помочь мне. Даю вам честное слово, а вам любой скажет, что мое слово дорогого стоит.

– Не сомневаюсь, сэр, – кивнул Холмс. – Хорошо. Мистер Рафферти, не могли бы вы представить нас?

– С удовольствием, – согласился Рафферти. – Мистер Кенсингтон, я хотел бы познакомить вас с мистером Шерлоком Холмсом и доктором Джоном Уотсоном, нашими гостями из Лондона. Думаю, вы о них слышали.

Если бы челюсть у Кенсингтона могла отваливаться, словно к ней привязано свинцовое грузило, то именно такой эффект оказало бы объявление Рафферти.

– Но я не… как же… э-э-э… м-м-м… у меня нет слов, – наконец запинаясь произнес Джордж.

– Потрясающе, я знаю, – просиял Рафферти. – Но это правда, мистер Кенсингтон. Вот почему мы попросили вас дать слово. Мистер Холмс и доктор Уотсон хотели бы сохранить инкогнито, поскольку слухи повредят расследованию.

– Понимаю, понимаю, – лепетал Кенсингтон, вскочив и пожимая нам с Холмсом руки. – Я счастлив, это все, что я могу сказать. Теперь я знаю, что Муни в безопасности.

После этого уверенного заявления Кенсингтона я взглянул на Холмса, чье выражение лица я за столько лет научился читать. В его глазах я видел решимость и надежду с примесью сомнения, вот только недоставало в них одного – уверенности.

Поужинав вчетвером в отеле, мы разошлись по комнатам, поскольку делать особо было нечего. Я сидел в своем номере и делал записи в дневнике, который вел с начала дела о руническом камне, и ощущал себя при этом солдатом накануне битвы. Что принесет нам утро, триумф или трагедию? Скоро мои мысли прервал стук в дверь. Это оказался Рафферти:

– Можно?

– Разумеется.

В комнате был только один стул, и Шэд уселся на кровать, которая прогнулась под его весом.

– Чем могу быть полезен?

– Ответьте на один вопрос, – помявшись, произнес ирландец. – Мистер Холмс влюблен в эту миссис Комсток?

Должен признаться, предположение меня шокировало; я не поверил собственным ушам.

– Как вам такое вообще в голову пришло? Она преступница и очень опасна.

– Не обижайтесь, доктор. Я просто спрашиваю, хотя замечу, что любовь и опасность часто шагают рука об руку. Я бы даже сказал, это две сестры-близняшки. Ведь Купидон, как говорили древние, стреляет из лука.

– Уверяю, мистера Холмса это оружие никогда не поражало. В его жизни просто не было времени на подобные глупости. Вам ли не знать, мистер Рафферти! У Холмса нет в теле той косточки, что отвечает за романтику. Он человек рассудка.

– А вот и ошибаетесь, доктор! Мой опыт говорит, что такие люди оказываются самыми великими романтиками из всех.

Признаться, я не нашел, что ответить. Мне осталось лишь сказать:

– Могу вам обещать, что Холмс совершенно точно не влюблен в миссис Комсток.

Рафферти откинулся на кровати, заложив руки за голову, и принялся болтать ногами над полом. Глядя в потолок, он произнес:

– Но вы ведь согласитесь, что он одержим этой дамочкой?

– Что вы имеете в виду?

– А вот что, доктор. Послушать Холмса, так миссис Комсток – воплощенное зло. Может, он и прав и она действительно настолько зловредна. Но где доказательства?

– То есть вы полагаете, что за всем этим стоит не только миссис Комсток?

– Возможно. На самом деле, может быть, она виновата лишь в том, что спала с мужчинами за деньги и вышла замуж по расчету. Пусть проституция преступление, но не самое страшное в мире. Что же до второго обвинения, то большинство богатых мужчин умерли бы в одиночестве в собственной постели, если бы какая-то решительная дамочка не выбрала бы их в качестве мишени и не потащила бы к алтарю. Могу сказать точно, что сделала эта миссис Комсток. Она нашла богатея – во всяком случае, так она считала, – и присосалась к его денежкам, как поступает всякая женщина.

– То есть, по-вашему, она не убивала мужа?

– Не знаю, столкнула она его с поезда, доктор, или нет, но этого никто не знает, насколько я понимаю. Доказательств-то нету. То же самое могу сказать и про все это безумное дело в целом. Она организовала убийство Олафа Вальгрена, украла камень и убила Магнуса Ларссона? Допустим. Но опять же, а где доказательства? Если у вас они есть, хотелось бы послушать.

– Этот вопрос стоило бы задать Холмсу.

– А я и задал, если вы помните. Он сказал только, что доказательства будут.

– Но зачем вы мне все это рассказываете, мистер Рафферти?

– Потому что вы лучший друг мистера Холмса, доктор, человек, которому он больше всего доверяет. Я не хочу подвергать риску расследование и уж точно не хочу обижать ни вас, ни Холмса. Помните, я говорил вам о битве при Фредериксберге?

– Да.

– За Холмсом я бы пошел в бой, не раздумывая ни секунды, даже если бы понимал, что это чистой воды самоубийство. Но я хочу удостовериться, что мистер Холмс ведет нас в правильном направлении и против нужного врага. Иначе мы ничего не добьемся, а бедная девочка станет жертвой нашей битвы. По крайней мере, я так это вижу. Поэтому я прошу вас, доктор, как друга Холмса обдумать мои слова и высказаться, если потребуется.

Рафферти поднялся с кровати, которая при этом жалобно скрипнула, и пошел к двери. Тихонько приоткрыв ее, он обернулся и сказал:

– Завтра будет памятный день, доктор. Я нутром чувствую. Настоящая заваруха, и мы в гуще событий. Не забудьте пистолет.

Он аккуратно закрыл за собой дверь.

Рано утром следующего дня, прохладного и пасмурного, мы на скорую руку перекусили в отеле, после чего Рафферти пошел за экипажем, который заказал в одной из местных конюшен. На ферму Фэрвью мы отправились втроем, так как Холмс решил, что Кенсингтону лучше остаться в Мурхеде. По этому поводу возник короткий спор, поскольку Джордж отчаянно хотел поехать вместе с нами. Но Холмс и слушать не хотел, сказав, что Кенсингтон должен остаться в городе «на случай, если будут какие-то новости о местонахождении Муни». Разумеется, великий сыщик лукавил, и мы с Рафферти это понимали. На самом деле Кенсингтона нельзя было взять с собой, поскольку Холмс не хотел подвергать его опасности, которая ждала нас на ферме.

Наконец Джордж неохотно согласился остаться в отеле, а мы вышли на улицу и дождались Рафферти с экипажем, запряженным двумя лошадьми. Холмс решил не нанимать кучера, поскольку хотел наведаться на зерновой элеватор втайне, так что управлять экипажем предназначалось ирландцу. В этом плане он был более чем подходящей кандидатурой, поскольку на какой-то стадии своей авантюрной жизни работал возницей. Теперь, когда экипаж остановился перед нами, я убедился, что он мастерски обращается с лошадьми.