– На фотографии?

– Да. – Кенсингтон взглянул на Холмса с любопытством. – Но откуда вы узнали?

– Потом объясню. А где Муни держала фотоаппарат и снимки?

Хотя вопрос, должно быть, показался очень странным, Кенсингтон ответил без колебаний:

– По правде говоря, я и сам толком не знаю. Она не часто показывала мне снимки, хоть я и знал о ее увлечении.

– А она когда-нибудь демонстрировала вам фотографии отца или его фермы?

– Да, такие у нее имелись, но те, что я видел, были сняты пару лет назад. А больше всего было фотографий ее брата. Она обожала Олафа-младшего.

– А другие фотографии она делала?

– Дайте подумать. Я видел снимки обозных лошадей. А еще теперь я припоминаю, что ей нравилось фотографировать амбар. Она сделала несколько кадров откуда-то сверху, с сеновала. Да, девочка, как я и говорил, очень любила свой фотоаппарат.

– Она когда-либо показывала вам снимки рунического камня?

– Нет, такого я не видел. Но она ведь проявляла пленку всего пару раз в год из-за дороговизны. Для такой модели фотоаппарата проявка стоит около десяти долларов. Мы готовы были ей помочь, но все равно сказали, что нельзя снимать все подряд каждый день и ждать, что мы оплатим ее баловство. У меня просто нет таких денег.

Из-за поворота с востока появился наш поезд, тормоза взвизгнули, и состав начал замедлять ход.

– Поговорим в поезде, – сказал Холмс Кенсингтону. – А пока что обещаю, что мы с мистером Смитом сделаем все, что в нашей власти, чтобы найти Муни. Я знаю, как вы ею дорожите.

– Спасибо. – На глазах Кенсингтона показались слезы. – Муни – наше самое дорогое сокровище. Она для нас все.

Мы ехали в Мурхед в громыхающем, слишком душном вагоне, который был не лучшим представителем железной дороги Джеймса Хилла, и Холмс еще полчаса расспрашивал Кенсингтона, однако не узнал почти ничего нового, только выяснил, что Кенсингтон ничего не знал о планах Муни повидаться с братом.

– Письмо от Олафа-младшего пришло пару недель назад. Он писал, что получил новую работу где-то в Калифорнии. Вроде бы неподалеку от Сан-Франциско.

– А он как-то дал понять, что собирается вскоре вернуться в Миннесоту?

– Нет, ни слова об этом не было. Я написал в ответ о смерти его отца, так как решил, что Олаф ничего не знает, но ответа не получил. Но у нас тут почту доставляют медленно.

– Но если бы Муни думала, что брат возвращается, она должна была очень радоваться.

– Это еще мягко сказано. Она не просто радовалась бы, а была бы вне себя от счастья. Она обожала Олафа, а тот всегда был с ней ласков и заступался, если ее дразнили.

– Хорошо, мистер Кенсингтон, вы очень помогли. Уверен, мы найдем Муни сразу же, как доберемся до Мурхеда, и с ней все будет в порядке. Вы пока отдохните, а мы пройдемся. Надо кое-что обсудить.

Кенсингтон долго благодарил нас, а потом откинулся в кресле. Он выглядел утомленным, и я не сомневался, что он скоро заснет. Мы же с Холмсом перебрались в другой вагон, где нашли пару незанятых мест.

– Вы так уверенно говорите, что мы найдем Муни, – заметил я, когда мы уселись. – Вы действительно не сомневаетесь в успехе?

Холмс вздохнул:

– Я ни в чем не уверен, Уотсон, но хотел сделать все возможное, чтобы утешить несчастного мистера Кенсингтона. Он и так в смятении из-за исчезновения девочки, к тому же повод для опасений действительно есть. Не сомневаюсь, что девочка у миссис Комсток.

– Но если миссис Комсток нужны фотографии, зачем похищать Муни?

– Отличный вопрос, Уотсон. Во-первых, я не думаю, что это похищение в обычном смысле слова. Миссис Комсток слишком умна для этого. Думаю, она и ее сообщники нашли способ уговорить Муни, чтобы та сама поехала в Мурхед. Полагаю, бедняжке могли сказать, что там ее ждет брат, но надо держать воссоединение с Олафом в секрете. Кроме того, тот же самый человек дал ей денег, чтобы Муни смогла заплатить за фотографии. Что касается причин похищения, то здесь я не уверен, поскольку предположительно миссис Комсток нужны фотографии. Получив снимки, она тут же их уничтожит. Но сейчас вдобавок у нее еще и девочка. Не нужно объяснять вам, что это значит.

– Господи, Холмс! Вы хотите сказать, что бедная девочка, возможно, уже мертва? Не могу себе представить такое чудовищное злодейство!

– Но его нельзя исключать, Уотсон. Давайте надеяться, что я ошибаюсь. Тем временем я хочу поделиться с вами еще одной новостью. На станции я получил телеграмму от мистера Пайла. Как я и просил, он начал проверять всех поставщиков хозяйственных товаров в Сент-Поле и Миннеаполисе, включая компанию «Фарвелл, Озман и Кирк». Он сказал, что получит список клиентов к завтрашнему дню. Посмотрим, будет ли там что-то полезное.

Я попытался выпытать у Холмса, как идет расследование. Особенно хотелось услышать о местоположении рунического камня, поскольку сыщик заявил, что знает, где он. К несчастью, Холмс не захотел продолжать обсуждение и вскоре погрузился в размышления – в таком состоянии он не реагировал на раздражители из внешнего мира. Поскольку шансов на дальнейший разговор не осталось, я уставился в окно на скучный пейзаж и унылую череду маленьких городков.

Больше часа мы ехали мимо пахотных земель, озер и лесистых холмов, пока не выбрались на широкую равнину, и теперь пейзаж был непохож на те, что я видел раньше. В отличие от торфяных болот Англии и пустынь Афганистана, здесь не было гор на горизонте и никакого другого отдохновения от гипнотической монотонности. Временами на горизонте тянулась тонкая ниточка деревьев, словно темный шов вдоль холста художника, но в остальном во все стороны простиралась скучная голая равнина, без конца и без края. Словно бы с земли содрали всю текстуру, отполировав на каком-то гигантском токарном станке, пока не осталась пустота. Мне показалось, что это самое унылое место, какое я только видел, поскольку все вокруг говорило о ничтожности человека и грандиозности природы. Должно быть, тревожные мысли так явно отразились на моем лице, что пассажир, сидевший напротив нас с Холмсом, сказал:

– Как я понимаю, сэр, вы никогда раньше не бывали в долине Ред-Ривер.

– Вы правы, – признался я попутчику, чей простой черный костюм и чемоданчик с образцами на коленях выдавали в нем коммивояжера, который отправился в прерии по делам.

– Ну, позвольте заметить, сэр, первое, что вам надо знать об этом крае, – что это вовсе не долина. Говорят, это самое плоское место на поверхности земли. Думаю, тут везде высота не больше трех метров вплоть до самого Фарго. Видите вон тот элеватор? – сказал он, показывая на легко узнаваемый силуэт на севере.

– Да.

– Вот если вы поднимитесь наверх, то окажетесь на самой высокой точке на сотни миль вокруг. Вы будете королем мира. Хотя, по правде сказать, здесь можно стать разве что пшеничным королем. А сама Ред-Ривер тоже странная. Течет прямиком на север, и это самая переменчивая река на свете. В сухой сезон ее можно перейти вброд в ботинках и даже ног не замочить, зато когда она разливается, то это впечатляющее зрелище, сэр. Река превращается в настоящее море. Два года назад, как говорят, было такое сильное наводнение, что ширина разлива местами достигала тридцати миль.