Он избран убить аспект-императора.

– Тогда что мне делать? – воскликнул он с большей паникой, чем ему хотелось бы. – Чего Она ждет от меня?

Цоронга фыркнул с преувеличенным весельем.

– Чего ждет Праматерь? Боги – это дети, а мы – их игрушки. Посмотри на себя, дурачок! Они один день поласкают тебя, а на другой – сломают.

Он вытянул руки, словно пытаясь изобразить вековое ожесточение человеческого рода.

– Мы, зеумы, молим наших предков о благоразумии.

Сорвил заморгал, весь сопротивляясь словам Цоронги.

– Тогда как ты считаешь, что мне следует делать?

– Стоять передо мной, сколько сможешь! – рассмеялся наследный принц.

Лучшим качеством Цоронги была способность находить смешное в любой ситуации. Черта, которую надо постараться перенять.

– Оглянись на прошедшие дни, повелитель, – продолжил чернокожий, когда стало ясно, что Сорвил не подхватит шутку. – На каждый бросок number-sticks, который ты получил! Во-первых, Она отметила тебя. А теперь превозносит в славе на полях сражений, поднимает в глазах окружающих. Разве не видишь? Ты был похож на подкидыша, когда только вступил в отряд сционов. А теперь старый Харни и чихнуть не может без твоего совета…

Цоронга с каким-то удивлением оглядел его.

– Она определяет твое место, Сорвил.

Еще больше истин, которые он уже знал, но отказывался принимать. Внезапно молодой король Сакарпа пожалел о своем признании, о первом откровенном разговоре со смерти отца. Поиски брата в лице зеума вдруг показались душераздирающе абсурдными, поскольку сакарпы всегда считали их слишком далекими и странными, чтобы доверять.

– А что, если я не хочу быть меченым?

Цоронга с изумленным сожалением тряхнул головой. «Вот дурачок… – говорили его глаза. – Мы, зеумы, молим своих предков о благоразумии».

Облака поднимались на горизонте, и люди Среднего Севера возликовали, думая, что Боги наконец-то смилостивились к ним. Облака плыли по небу с изяществом китов, только более скученно, наливаясь темно-синим на брюхе, но дождь все не приходил, если не считать кратковременных осадков. От безветрия воздух был перенасыщен влагой, от чего все тело пропитывалось сыростью, а поклажа будто наливалась свинцом. На исходе дня усталость и растерянность овладевали людьми, такая же как заудунианами, только у последних утомление было непреходящим, а жажда – неутолимой. Единственным отличием было отсутствие пыли.

Ночь приносила с собой полную тьму.

Шранки напали во время первой вахты. Двадцать копий выскочили из темноты и обрушились на галеотский фланг. Люди, тихо беседовавшие, чтобы скоротать время, успели только вскрикнуть от ужаса, и их уже не стало. Шранки смели караул, промчались, круша ряды, к ночным дозорным. Люди закрылись щитами, опустили пики. Одни сыпали проклятиями, другие молились. И вот твари, размахивая оружием и завывая, столкнулись с ними, теряя руки и ноги, падая с проткнутыми животами. Галеоты отражали атаку, рассекая неровную линию нападающих, и смогли устоять. Издавая боевые кличи, сразили одержимых тварей наповал.

Звуки рога и сигналы тревоги пронеслись по всему войску. Люди поспешили на позиции, на ходу обувая сапоги, накидывая кольчуги. Агмундрманы с завязанными в узел волосами, нангаэлы с голубыми татуировками на щеках, нумайнерийцы с длинными развевающимися бородами: люди, закованные в броню, из великих племен галеотов, туниерасов и сетидоннийцев, выстроились в боевом порядке, растянувшись по плоским равнинам и неглубоким лощинам. Бранясь, они готовились к бою, настраивая себя на воинственный лад, а затем, когда был застегнут последний ремень и поднят последний щит, устремили взгляды в темную даль. Позади мерцающих броней рядов теснилась конница – кидрухильцы и рыцари, многие приподнимались в стременах, стараясь что-нибудь разглядеть.

Но в кромешной тьме никто ничего не увидел. Когда заступила следующая вахта, по рядам только и ходили разговоры о легкой победе над шранками. Циники предсказывали недели ложных тревог и бессонные, безрезультатные ночные бдения.

Генерал Каютас отправил несколько кидрухильских отрядов на разведку. Всадники с содроганием заметили несколько групп, превышающих по размерам заставы, выжидающих в засаде, и устрашились скорее не их самих, а внезапного нападения. Со времен Сакарпа около восьмидесяти человек сгинуло в ночи, сотни были ранены или покалечены. После того как Судьи казнили кидрухильского капитана за умышленное нанесение увечий лошадям с целью накормить людей, отряды отказались от обычая отмечать победу, готовя угощение из искалеченных животных.

Северяне обрели уверенность, и вскоре войско загудело от нетерпеливого гомона. Несколько шутников устроили пляски, сломав линии рядов и бурно жестикулируя в темноте. Таны, как ни кричали, никак не могли их успокоить. Поэтому, когда крики донеслись до ушей генерала Каютаса, он не сразу встревожился…

Он вызвал свою сестру, Серву, только когда не вернулся первый отряд разведчиков.

Как и маги других школ, сваяльские колдуньи оставались в основном внутри войска. Обособленные от случайных встреч в лагере, заудуниане видели их только во время сигнальных тревог, когда одна из Сваяли поднималась в ночное небо, чтобы начертать огненные зашифрованные послания саикским адептам в Армии Востока.

Причины такой осторожности были окутаны многими слоями тайны. Прежде всего Сваяли были колдуньями. Невзирая на аспект-императора, многие прочно придерживались старых убеждений. А как иначе, когда их заклинания являлись также проклятиями? К тому же они были женщинами. Нескольких мужчин уже подвергли публичной порке, а одного даже казнили, за проявление безрассудной страсти. Но самое главное, аспект-император хотел лишить Консульта всякого расчета на легкий захват власти. По правде говоря, все многотысячное войско Похода было не больше, чем средством безопасного передвижения Школ.

Принц Анасуримбор Каютас решил, что время осторожничать подошло к концу.

По приказу брата Серва выстроила колдуний позади общей линии, оставив более сорока самых младших и самых могущественных в резерве. Глубокий вздох пронесся по лагерю при их появлении. «Лазоревками» называли их люди. В широких желтых накидках, служивших защитой от Хор, Сваяли и вправду походили на лазоревок.

Защитные поля вокруг них потрескивали во мраке, и колдуньи одна за другой поднялись в воздух. Они прошествовали над рядами общей линии. Мужчины, все как один, свернули шеи, следя за их бесшумным полетом. Кто-то бормотал, некоторые даже вскрикивали, но большинство затаили дыхание от изумления. Школа принимала на обучение юных девушек, и все колдуньи были молоды, с лицами, как гладкий алебастр или тиковое дерево, с губами, светящимися от вспышек, исходящих от них. Оказавшись над землей, они развязали туго замотанные накидки, затянув песнь, которая оживляла их. Ткань спала, взлетев воздушными арками вокруг Лазоревок, исполняющих песнь неземными голосами. Одна за другой сваяли расцвели, раскрылись, как цветы с лепестками из золотистого шелка, и люди Похода, пораженные, лишились дара речи.