нови» и директор «Круга». В журнале «Красная новь» в большинстве печатались «попутчики», к которым причисляли и Есенина. Воронский вспоминал свою первую встречу с поэтом в 1923 году: «Казался он вежливым, смиренным, спокойным, рассудительным и проникновенно тихим. Говорил Есенин мало, больше слушал и соглашался. Я не заметил в нем никакой рисовки, но в его обличье теплилось подчиняющее обаяние, покоряющее и покорное, согласное и упорное, размягченное и твердое. Прощаясь, он заметил: «Будем работать и дружить. Но имейте в виду: я знаю – вы коммунист. Я – тоже за Советскую власть, но я люблю Русь. Я – по-своему.

Кривоколенный переулок, дом 14

Намордник я не позволю надеть на себя и под дудочку петь не буду. Это не выйдет». <…> И представлялось непонятным и неправдоподобным: как мог не только буйствовать и скандалить, но и сказать какое-либо неприветливое, жесткое слово этот обходительный, скромный и почти застенчивый человек!<..> Недели через две я принимал участие в одной писательской вечеринке, когда появился Есенин.<…> Он был пьян, и первое, что мы от него услыхали, была ругань последними, отборными словами. Он задирал, буянил, через несколько минут с кем-то подрался, кричал, что он – лучший в России поэт, что все остальные – бездарности и тупицы, что ему нет цены. Он был несносен… <…> Тщетно пытались выпроводить Есенина. Но кто-то предложил уговорить его читать. <…> Есенин был одним из лучших декламаторов в России. Чтение шло от самого естества, надрыв был от сердца, он умел выделять и подчеркивать ударное и держал слушателей в напряжении». Есенин напечатал в «Красной нови» около 40 своих произведений, а поэму «Анна Снегина» посвятил Александру Воронскому, которого уважал и ценил.

Театральная площадь, дом 2

В конце 1921 года Марина Цветаева писала М. Волошину в Крым: «О Москве. Она чудовищна. Жировой нарост, гнойник. На Арбате 54 гастрономических магазина: дома извергают продовольствие. <…>Клянусь! Люди, как и магазины: дают только за деньги. Общий закон – беспощадность. Никому ни до кого нет дела!» Вернувшись в августе 1923 года в расцвет нэпа, после почти полуторагодичного отсутствия на родине, Есенин особенно остро ощутил разницу между литературной жизнью до и после. Совсем другие люди правили бал. Сытые, самодовольные. Распались дружбы поэта, рвались ниточки его творческих связей. Ненадежное суденышко «Стойла Пегаса» дало течь: без Есенина – скучно – упали сборы. В их с Толей квартире, купленной на паях в Богословском переулке, проживало уже целое семейство во главе с мамашей Анны Никритиной, которая относилась к Сергею Александровичу весьма настороженно. «Веник в семье голова!» – печально думал поэт. Прожить только литературным трудом становилось все труднее. На службе состояли и М. Булгаков, и Ильф с Петровым. Б. Пастернак составлял библиографию работ В.И. Ленина. Надо было как-то жить… Связи с издательствами нужно было восстанавливать. Из воспоминаний А. Воронского, редактора «Красной нови»: «Осенью 1923 года в редакционную комнату «Красной нови» вошел сухощавый, стройный, немного выше среднего роста человек лет двадцати шести – двадцати семи. На нем был совершенно свежий, серый, тонкого английского сукна костюм, сидевший как-то удивительно приятно. Перекинутое через руку пальто блестело подкладкой. Вошедший неторопливо огляделся, поставил в угол палку со слоновым набалдашником и, стягивая перчатки, сказал тихим голосом: «Сергей Есенин. Пришел познакомиться». <…>Я не заметил в нем никакой рисовки, но в его обличье теплилось подчиняющее обаяние, покоряющее и покорное, согласное и упорное, размягченное и твердое. Прощаясь, он заметил: «Будем работать и дружить. Но имейте в виду: я знаю – вы коммунист. Я тоже за Советскую власть, но я люблю Русь. Я – по-своему. Намордник я не позволю надеть на себя и под дудочку петь не буду. Это не выйдет». Вспоминаю этот всем известный эпизод для того, чтобы большим контрастом выглядел следующий, чтобы было понятнее, насколько трудно было самолюбивому, с обостренным чувством собственного достоинства, известному поэту ходить по редакциям, предлагать свои стихи, ведь вовсе не все редакторы принимали его столь радушно, как А. Воронский. Настроения, время от времени посещавшие Есенина в этот драматический период жизни, точно выразил И. Грузинов: «Никому нет никакого дела до поэзии. И как-то странно, что только мы, чудаки или одержимые, спорим об искусстве, о стихах». Кооперативное издательство «Недра» возглавлял Н. Ангарский. Издательство располагалось на площади Свердлова (Театральная), в одном из помещений дома № 2. Там, где в наши дни находится Российский Академический Молодежный театр. Издательство выпускало серию «Дешевая рабочая библиотека». Здесь печатали М. Булгакова, В. Вересаева, А. Грина, А. Неверова, П. Романова, А. Веселого и зарубежных авторов – К. Гамсуна, Э. Т.А. Гофмана, М. Пруста, Г. Уэльса. «Дьяволиада» и «Роковые яйца», впервые изданные в издательстве «Недра», принесли М. Булгакову первый успех. П.Н. Зайцев, секретарь издательства «Недра», вспоминал: «Вскоре после возвращения из-за границы Есенин зашел в редакцию «Недр», где я работал, но меня не застал. Я нашел на столе у себя в редакции клочок бумаги, на котором было нацарапано: «Заходил. Хочу говорить о стихах для «Недр». Есенин». В почерке уже не было строгого устава, характерного для поэта в 1918 году. Это были ломаные каракули, очень слабо напоминавшие прежний почерк. И было в них что-то болезненное… Редактор «Недр» отнесся к предложению Есенина холодно. По его мнению, поэт не подходит по общему строю и направленности для «Недр», и вопрос о печатании его стихов в «Недрах» и об издании его книги не был включен в порядок дня. Сам он в редакцию к нам больше не заходил: ждал, что мы придем к нему – с ответом и приглашением. А мне заходить к нему было не с чем. Так мы с ним в те дни и не встретились».

Театральная площадь, дом 2

Дом Наркомпроса

Когда Александр Иванович Крылов, будущий марийский поэт-новатор, писатель, переводчик, журналист со звонким псевдонимом Ток, приехал в Москву осенью 1925 года, он был совсем зеленым юношей, настолько юным, что не прошел по возрасту в институт. Пришлось годок поработать в издательстве. Поселился он в общежитии – 3-м Доме Советов на Божедомке (Делегатская улица, дом 3), завел дружбу с начинающими литераторами Борисом Горбатовым, Петром Сажиным, Михаилом Розенфельдом, Яном Ларри. Той осенью юноше посчастливилось побывать на поэтическом вечере и услышать выступление самого Сергея Есенина. Александр Иванович описал свои впечатления: «Вечер состоялся в доме Наркомпроса в переулке Лялина. Там часто устраивались литературные встречи». Юноша стал свидетелем того, как