Всегда хватает тех, кто готов поделиться информацией – и даже сфабриковать пару-тройку фактов в надежде, что они, сфабрикованные, куда-нибудь да заведут следствие. Но полно и реальных свидетелей, которые на пушечный выстрел не подойдут к полицейскому участку, не раскроют тайну. Бывает достаточно всего нескольких подобных персонажей, чтобы сложилась детальная картина. Этот, из третьего номера, чуть приоткрыл дверь, но я все же разглядела его: щеки в следах от прыщей; борода. Как его занесло в «Риверфолл», я не представляла; да мне и дела до этого не было.

– Я не из полиции, – начала я. – Просто ищу свою подругу. Она пропала. Я подумала, может, она была здесь. Вы ее, случайно, не видели?

Он обвел меня внимательным взглядом, зафиксировал и лепехи грязи на кроссовках, и заношенную футболку, и растрепанный хвост. По-птичьи наклонил голову, чуть подался ко мне.

– Может, и видел, – сказал он в дверную щель. – Подруга, говорите?

Он почти вжался в притолоку своей рябой щекой, уставился мне в лицо. Я выдержала взгляд, ни шагу назад не сделала.

– Нет, не подруга. Просто мне надо ее найти.

Он улыбнулся, обнажив желтые, но ровные зубы – наверно, в детстве в брекетах маялся.

– А не та ли это девчонка, что из лесу выбежала? Не та ли, что влезла в окно крайнего номера? Право, не знаю. Не поручусь. Не мое это дело.

– Спасибо, – сказала я закрытой двери. – Большое спасибо.

Вот видишь, Аннализа – ты здесь не одна такая глазастая.

Я прошла к крайнему окну, подергала раму. Не заперто. Я залезла внутрь. Номер был пуст – никаких следов Аннализы. Я заглянула в ванную, в шкаф, под кровать. Ничего. Закрыла глаза, представила: вот Аннализа выбегает из леса, вот, подобно мне, проскальзывает в номер через окно. Зачем? Что ей понадобилось в мотеле?

Возможно, она хотела просто перевести дух. Собраться с мыслями. Составить план. Постель была не смята, полотенцами явно никто не пользовался.

Я сняла телефонную трубку, послушала длинные гудки. Информация. Я бы на месте Аннализы позвонила в справочную. Ну конечно: обычно номера сохранены в памяти мобильника, а нет его – что остается делать? Я пролистала блокнот, что лежал рядом с телефоном. На чистых листках остались вмятинки – показатель, что кто-то вел записи, а потом вырвал листок. Но вмятинки были еле заметные; если Аннализа и записывала телефонный номер, восстановить его по этим следам я не сумела.

Тогда я нажала кнопку «Автонабор последнего номера».

Послышались четыре гудка, затем сработал автоответчик:

«Вы позвонили Фареллам. Сейчас никого нет дома, но мы свяжемся с вами, как только вернемся».

Лорин голос. Аннализа звонила моему брату на дом. Аннализа была в мотеле, звонила отсюда моему брату, а потом – исчезла.

* * *

Я поехала домой и застала Дэниела за работой – из шланга он мыл бетонную площадку возле гаража. Мусор был уже свален в багажник.

– Есть новости? – спросила я, прикрыв глаза ладонью от солнца, что просвечивало сквозь водяные брызги.

– Нету.

Дэниел принялся сматывать шланг, в процессе приближаясь к дому. Я переминалась с ноги на ногу.

– Дэниел, ты чего-то недоговариваешь про Аннализу.

Он застыл на месте, уронил шланговую катушку, сверкнул на меня глазами.

– Ник, ты что, меня подозреваешь?

«Ты чего-то недоговариваешь про Коринну». Вот если бы я тогда подступила к Дэниелу – он бы раскололся? Или пичкал бы меня той же версией, которую копам изложил?

– Можешь мне довериться, – сказала я.

Дэниел нагнулся, поднял шланговую катушку. Из лесу слышались приближающиеся голоса.

– В лесу рыщут копы, Ник. Ты ела? Лора надавала мне с собой всякой всячины. Иди в дом.

Я послушалась. Разогрела рагу в горшочке. Выглянула в окно. Догадалась, откуда Дэниелу известно, что в лесу именно копы. Дэниел все это время был начеку. Специально остался в доме, следил за лесом. Слушал.

«Чего ты недоговариваешь, Дэниел?»

Мы уже давно так общались – не словами, а лакунами между слов. Что за посыл был вложен моим братом в предложение «Иди в дом»? Что Дэниел хотел сказать?

НАКАНУНЕ

День 4-й

Дождь кончился, но с листвы по-прежнему капало – редко, монотонно, словно капли отмеряли время: тик-так, Ник. Кухонные часы показывали пять утра; до сих пор не появились ни Дэниел, ни Тайлеров пикап.

– Он тебе не звонил? – спросила я, наполняя стакан водой из-под крана.

– С какой стати ему мне звонить, Ник?

Мы уставились на мобильник Дэниела. Дрожащими руками я подала Тайлеру стакан. Тайлер выпил воду залпом, оставил на стекле пыльные отпечатки пальцев. Потер затылок. Небо на горизонте начало светлеть.

– Мне домой надо, – сказал Тайлер.

Он был весь в грязи и саже, а руки – в белой пыли, как и мои.

– Надо переодеться, пока не началось. Вымыться, а то я грязный, как черт. Одолжишь машину? Я после пригоню, когда Дэн вернет пикап.

Он отдал мне стакан.

– А как это будет выглядеть – моя машина возле твоего дома? Слухи поползут.

– Слухи давно ползут, – возразил Тайлер.

– Нет, сейчас все иначе.

– Почему? Потому что ты обручена? Но мы ведь можем остаться друзьями, разве нет?

Друзьями мы никогда не были. Ни до, ни после. И не будем.

– Потому что твоя девушка пропала. Не наделай глупостей, Тайлер.

Он напрягся. «Не наделай глупостей». Откинулся на спинку стула, прижался затылком к холодильнику.

– В голове не укладывается. Скажи, что это не с нами происходит.

– Это с нами происходит, Тайлер.

– Если она не объявится, я попаду в число подозреваемых?

– Не совсем. Ты станешь главным подозреваемым.

Так уже было с Джексоном. Потому что легче всего свалить на бойфренда.

Тайлер зажмурился. Захотелось запустить пальцы ему в шевелюру, помассировать основание затылка – так я делала раньше, когда Тайлер после работы не мог сам расслабить шейные мышцы.

– Вымойся у меня, – предложила я. – Переоденешься во что-нибудь папино. Нельзя тебе в таком виде домой возвращаться.

Он оглядел свою рубашку, джинсы, ладони.

– Ты права.

Я стала мыть пол. Уничтожать малейшие следы, разводы, пятна. Потом забросила тряпки в стиральную машину. Услыхала рычание водопроводных труб, треск полиэтиленовой шторы для душа. Принялась шарить в папиных вещах. Рабочая одежда Тайлеру будет мала. Придется ему довольствоваться растянутыми трениками, которые я сочла недостойными переезда и определила на выброс; трениками и рубахой с несмываемыми пятнами – в ней папа пару раз убирал участок перед домом.