– Если бы она сама себе смерть выбирала, точно бы утопилась. Сыграла бы в Офелию. А что? Очень живописно. И со смыслом. В ее стиле.

– Вы с ней дружили? – спросила я.

Девушка кивнула.

– Типа того. А вообще-то, нет, не дружили. В смысле, когда она на худграф поступила, с ней стало невозможно общаться.

– А до этого?

– До этого была девчонка как девчонка.

Бритт, увлекая меня за собой, пошла по тропе, которая забирала вбок от речного берега.

– Мне казалось, она была безобидная, – произнесла я.

– Аннализа? Ну да. Хотя нет, не совсем так. По жизни-то она помалкивала, зато отыгрывалась в своих художествах. Например, мы в школе спектакль ставили, и она взяла на себя декорации. Ну и такого там понарисовала – про наших ребят и девчонок. Мы сначала и не заметили. Потом дошло. Отомстила всем, кого ненавидела.

Сет рассмеялся, Бритт даже не улыбнулась.

– Тонко сработала, ловко, – продолжала Бритт. – Комар носа не подточит. Вдобавок начнешь придираться – только внимание на себя обратишь. Вроде как признаешь вину. Потом она с этой своей гаденькой улыбочкой разгуливала: типа, ну что, получили? Мы только зубами скрипели. Та еще была дрянь.

Так можно отозваться о любом из нас. Коринна это наглядно показала.

– Вот и выходит, что мы с ней не дружили, – подытожил Сет.

– Как думаете, куда она могла отправиться?

Сет звучно разгрыз леденец и выдал:

– Точно не в лес.

– Ее брат утверждает… – начала я.

– Ее брат – пустое место, – оборвал Сет. – Вот интересно, за каким чертом Брайс Картер вообще торчал в окне после полуночи? Моя версия: опасался, как бы мать не учуяла, что он косяк смолит.

– Говорят, его отчислят со дня на день, – добавила Бритт.

Сын – оболтус и бездарь, то есть полная противоположность одаренной сестры; сын, сквозь дым косяка наблюдающий, как эта сестра исчезает в лесной чаще.

– Брайса никто в грош не ставит, просто других свидетелей нет, – продолжал Сет.

– То есть вы в эту версию не верите? Что Аннализа в лес отправилась?

– После полуночи-то? С дамской сумочкой? – съязвила Бритт.

– Зачем тогда вы согласились искать ее в лесу?

Сет пожал плечами, зашуршал конфетным фантиком.

– Да просто нам выходной за это положен.

Бритт, кажется, правильно поняла мою гримасу.

– Вертолеты задействованы. Если Аннализа здесь, ее и без нас найдут.

Я взглянула вверх, на густые кроны; вниз, на бурлящую воду; понадеялась, что Бритт лжет сама себе, потому что ей очень страшно. Ложь – просто защитная реакция.

В лесу потеряться – легче легкого. Потеряться и потерять себя. Здесь можно целую тайную жизнь прожить, десять лет без единого свидетеля.

* * *

Сюда, к реке, я пришла в ту, первую после отъезда, зиму. В первое свое возвращение.

Я выбрала колледж в сотне миль к востоку от Кули-Ридж, на деньги Дэниела сняла квартиру – дешево, потому что там еще три девчонки жили. Устроилась регистраторшей – в учебный год на почасовой основе, на каникулах – на полный рабочий день. Приехала домой под Рождество. Думала, пробуду неделю, а вышло две – снежный буран разыгрался, заблокировал меня в Кули-Ридж.

Так вот, я надела зимние сапоги и пуховик, натянула шапку на самые уши, спрятав волосы, свежевыкрашенные в рыжий цвет. Увязая в снегу, зашагала к реке. Выбралась на простор. Ледяной воздух обжег легкие, блеск сосулек над руслом обжег глаза.

Привыкнув к ослепительной белизне, я увидела: я у реки не одна.

Медленно-медленно мы двинулись сквозь снег по разные стороны потока. Мы шли, пока не добрались до узкого места, до поваленного дерева. Тайлер балансировал на стволе; я засмеялась, когда он оступился, когда его пальцы в перчатке стали делать хватательные движения, ловить воздух.

Я улыбнулась, когда Тайлер перебрался-таки на мою сторону.

– Мне нравится цвет твоих волос, – сказал он.

– Не ври.

Его перчатки пахли шерстью, от них саднило щеки; от них и от щетины. Губы были в микротрещинках, словно Тайлер давно испытывал жажду; кожа на морозе казалась теплой. В тот день мы заключили соглашение. Молча условились, что не станем говорить о произошедшем; ни словом не обмолвимся о том, что потеряли.

* * *

Бритт и Сет дошли до того места, где река разливается на два рукава. Это была граница нашего участка поисков. Сет развернулся, а я все глядела на две тропы. Я отлично помнила, куда они ведут: одна огибает пещеру, другая вьется вокруг поля, выделенного для ярмарки, и почти упирается в мотель «Риверфолл», знававший лучшие времена.

– Слушай, Ник, – заговорила Бритт.

Разве я ей представилась? Или она просто обо мне наслышана?

– Давай поворачивай, сестричка.

– Нет, я дальше пойду.

– Черта с два. Ты что, инструкцию не читала? Мы должны держаться вместе. Вернуться вместе. И отчитаться тоже вместе.

Я поплелась за ними обратно к дороге. Отметилась у офицера Фрейза. Взяла флайер с фотографией Аннализы и поехала к мотелю «Риверфолл».

* * *

Одноэтажный мотель, выстроенный прямо на обочине, располагал двадцатью совершенно одинаковыми номерами. Перед каждой из двадцати дверей была парковка, причем земля шла под уклон. Желтые стены требовали ремонта, но парковочные места не пустовали. Возможно, из-за ярмарки. В мотеле могли остановиться рабочие. Десять лет назад здесь жила Ханна Пардо. Помню, я нарочно проезжала мимо «Риверфолла» – взглянуть, на месте ее машина или нет.

Я припарковалась возле здания рецепции, вошла. При моем появлении дежурный отвлекся от сериала, но телевизор выключить не потрудился.

– Чем могу помочь?

Я достала флайер, положила на стол. Аннализа уставилась на меня, и я развернула флайер к дежурному.

– Скажите, вы не видели эту женщину?

– Аннализу Картер? Полиция здесь уже была. Нет, не видел. Вообще никогда.

Дежурный снова уставился в телевизор.

– Спасибо, извините.

Я вышла и принялась стучаться в каждую дверь. Мне не открывали даже в тех случаях, когда на парковочном месте наличествовал автомобиль. Потому что каждому частная жизнь дорога, и у каждого свои тайны.

Наконец в третьем номере послышались шаги, в полоске под дверью мелькнула тень. Я поняла: постоялец смотрит в глазок. Дверная ручка оставалась неподвижной. Я приложила к глазку флайер и сказала:

– Я ищу эту девушку.

Щелкнул замок. Пахнуло спертым воздухом, какой-то тухлятиной, словно на ковер пролили одновременно алкоголь и молоко.