— Я должен идти.

— В чем дело?

Дэвид только покачан головой, повторив с отсутствующим видом:

— Ди, мне надо идти. Прямо сейчас.

— Ну говори же, — раздраженно потребовала она, схватив его за рукав.

Дэвид едва не сбросил ее руку с куртки, но все-таки ответил:

— Кажется, у Сьюзен проблемы.

Ранее в тот же день

Суббота, 26 апреля

Сьюзен стояла в вестибюле Лондонского института древностей. Неподалеку от нее мужчина в синей униформе, забравшись на стремянку, заглядывал в люк на потолке с лепниной. Его помощник располагался рядом и терпеливо держал лестницу. Кроме них, в мраморном зале находился только сотрудник службы безопасности, сидевший за столиком в углу: минуту назад она расписалась у него в журнале, взяв ключи от Александрийского зала. Охранник сообщил, что сегодня внизу больше никто не работает.

В ожидании лифта Сьюзен слушала свою голосовую почту. «Привет, Сьюзен, это Дэвид, — раздался голос в автоответчике. — Я просто хотел поблагодарить за вчерашний вечер. Надеюсь, сегодня мы сможем устроить что-нибудь в том же роде. В любом случае было очень приятно…» Сьюзен нажала кнопку и стерла запись. «Сообщение удалено. Конец сообщений», — произнес автомат. Она отключила связь и убрала телефон в сумку.

К этажу медленно подъехала старая кабинка лифта. Сьюзен открыла решетчатую дверь, захлопнула ее за собой и спустилась тремя этажами ниже, целиком погрузившись в свои мысли.

В подвале было тихо и безлюдно. На потолке ярко горели лампы, но все комнаты в коридоре были заперты. Сьюзен открыла Александрийский зал и включила верхний свет.

Устроившись на обычном месте, она достала из сумки ноутбук, подключила шнур питания и сетевой кабель и запустила процесс загрузки. Потом подошла к своему шкафчику. Хотя в комнате никого не было, она оглянулась через плечо, прежде чем вставить ключ в замочную скважину.

Открыв металлическую дверцу, Сьюзен достала большой полиэтиленовый пакет, плотно обернутый вокруг предмета, похожего на стопку виниловых пластинок.

Она вернулась на свое место и раскрыла сверток, в котором обнаружился еще один пакет, а в нем — толстая пузырчатая упаковка. Отложив ее в сторону, американка встала из-за стола, подошла к двери, выглянула в коридор. Тишина.

Судя по табло над лифтом, кабинка по-прежнему стояла на первом этаже. В подвале не было ни души.

Сьюзен закрыла дверь, заперла ее на замок изнутри и, вернувшись к столу, развернула последний сверток.

Внутри лежал золотой обруч. В том месте, где она стукнула по нему шестом с железным наконечником, осталась глубокая борозда. Сьюзен бережно положила предмет на стол.

Потом она вытащила из своей сумки небольшой футляр и поместила рядом с золотым кругом. Это была коробочка для драгоценностей, сделанная из черного бархатистого материала, который любят все ювелиры мира. Сьюзен щелкнула замком с тугой пружиной, и в углублении шкатулки блеснула пара золотых браслетов.

Американка вынула их из шелковистого гнезда и присоединила к остальным вещам. По внутренней стороне одного из браслетов тянулась надпись: «Сьюзен от любящих родителей. Мы тобой гордимся». На втором было выгравировано: «Дороти от папы и мамы. С любовью и восхищением»

Сьюзен несколько секунд сидела неподвижно, глядя на разложенные перед ней изделия. На ее лице застыло какое-то странное выражение. Она словно боролась с обуревавшими ее чувствами. Сьюзен облизала сухие губы и принялась машинально их покусывать, не сводя глаз со сверкающих предметов. Наконец она достала из сумки стопку бумаг и разложила их на столе. Она пододвинула к себе ноутбук и запустила «Акробат». Через секунду на экране появилось изображение рукописи с латинским текстом.

Американка вырвала из блокнота листок и стала делать записи.

Минут через десять она вытащила из шкафчика толстый латинский словарь.

Около часа Сьюзен листала и просматривала документы, периодически что-то быстро записывая в блокнот. Скоро золотые вещицы на столе скрылись под кипами бумаг. К одной из страниц она возвращалась особенно часто.

В течение следующего часа Сьюзен сочинила новый документ и набрала его на компьютере. У нее получилось следующее:

Подними голову от воды и впервые по-настояшему взгляни на землю. Осязание — первое из чувств, которое ты должен пробудить. Касаться, чувствовать, видеть и слышать, ощущать тепло воздуха, движение ветра и яростный дух вещей, обступающих тебя со всех сторон. Исцеление приходит к нам как чувство, но изначально оно присутствует повсюду как наш незримый спутник/друг.

Есть большее знание, но оно [скрыто?]. Меньшее знание в том, чтобы стоять двумя ногами в разных странах/землях. Большее — в том, чтобы сделать шаг и стать беглецом/изгнанником в своей стране. Большее знание не имеет практической силы, поскольку [уже] не хочет ее использовать. Оно уходит внутрь, но это уже другая сила.

Начни с этой [песни?] и внимательно изучи рисунок, а потом задумайся о том, что ты хочешь взять в свою незримую длань. Многие думают, что [столовый?] нож — лучший объект для первоначальной цели, хотя, возможно, сначала приходит на ум то, что первым попадает в руку [правильная идиома?].

Сьюзен сохранила файл и отодвинула ноутбук в сторону. Она собрала документы в стопку и переложила их на соседний стол. Перед ней осталось только два распечатанных на принтере листка с факсимильным воспроизведением манускриптов. На одном был изображен сложный закрученный рисунок, напоминающий круг. Часть его походила на фрагменты арабесок, в другой половине проступало что-то вроде рун. Наверху мелким шрифтом было напечатано: «Рис. 3 Тер-119G».

Второй листок был озаглавлен: «Бессмысленные стихи? Tep-016L». Ниже строчка за строчкой шли написанные от руки буквы и слоги, повторявшиеся в различных сочетаниях.

Сьюзен надела на каждую руку по браслету и нацепила на голову венец. Он пришелся почти впору. Американка вытащила из сумки нож для разрезания бумаг. Это был плоский серебряный стилет, не имевший чехла и рукоятки, — простая полоса металла с лезвием на одном конце. Сьюзен положила его в середину рисунка и сделала несколько глубоких вдохов. Она начала вслух читать стихи. Дойдя до последней строчки, Сьюзен снова вернулась к первой.

Чтение продолжалось без пауз минут двадцать. Голос слегка охрип, но она не останавливалась.

После тридцать пятого раза Сьюзен уже не смотрела на листок, се внимание сосредоточилось только на ноже и расположенном под ним рисунке.

Прошло около двух часов непрерывного чтения, когда нож на бумаге внезапно шевельнулся. Его кончик покачнулся и стукнул по бумаге. Американка замерла. «Черт!» — вырвалось у нее.

С минуту девушка молчала. Когда нож сдвинулся с места, она произносила слово «перволо». Сьюзен наклонилась вперед и повторила с ударением: «Перволо, перволо».