обеспечил. Так цени это. Проблема в том, что ты сам примеряешь на себя их мундир.

— Ничего я не примеряю.

— Примеряешь. Берешь их систему ценностей.

— А как же, если я обещал в подписке задания выполнять?

— Ладно. Вот если тебе задание дадут папу застрелить. За предательство. Скажут, что работает на японскую разведку. Застрелишь?

— Нет, — после минутного раздумья ответил он.

— А почему? Он же враг, шпион. Всех обманул, своим прикидывался. Не жмурься, на дорогу смотри, — толкаю Олега в бок.

— Плевать. Для меня он прежде всего отец.

— Поэтому мы и едем сейчас вместе. Если бы ты сказал, что надо рассмотреть доказательства, свидетелей опросить, с ним поговорить, то я бы тут и вылезла. Но я знаю, что ты так не скажешь.

— Так почему я маленький?

— Потому что зрелый человек имеет свое мнение о том, что такое хорошо или плохо. А ты допускаешь чужое. Самое плохое, что за выбор отвечать тебе, а не КГБ или обществу.

— Несправедливо. Делаешь, как говорят, а отвечаешь сам.

— Поэтому и надо только на себя ориентироваться. Выбор есть в каждой точке жизни. Не зависимо от того, американский ты шпион или советский разведчик. Обозвать можно по-разному.

— Но за невыполнения задания могут, — он не закончил.

— Могут что? Ты присягу не давал. Из агентов дядя Ренат выгонит? Убить? Убить могут. Как и любого человека, который мешает.

— Что предлагаешь?

— Живи спокойно. Определи для себя, зачем тебе лично нужны эти отношения. И используй. Поставят перед выбором, сделаешь. На это у тебя сил хватит.

— Спасибо, Маша. А то прямо двуличность какая-то. Перед тобой стыдно, что не знаешь этого про меня.

— Нет больше никакой двойственности. Есть ты и твое понимание ситуации.

— Но по отношению к КГБ это жульничество. Получается, я просто их использую в своих интересах.

— Именно так. Но они предложили, а не ты. Так что не мучайся.

Лев Михайлович увидел из окна отъезжающую «Волгу».

— Твой?

— Да, это Олег.

— Но сначала скажи, пожалуйста, — он замялся, — Вера Абрамовна намекнула, что могут быть попытки твоей вербовки.

— Не намекнула, а прямо сказала, — вышла она в коридор из комнаты, — Маша, мы все знаем, чем грозит предательство. И ты знаешь. Но человек слаб. Лев Михайлович может помочь советом. Не отвергай его.

— Я не отвергаю. Просто считала, что сама справляюсь. — Мы проходим в большую комнату, — если вкратце, то мои условия для знакомого такие: только личные отношения и взаимопомощь.

— Это правильно, — кивает художник, — пойми мое беспокойство. Ошибки бывают. И не поправимые. Особенно, если дело касается меркантильного интереса. Любой дар может быть отозван. И тогда — пустота.

— Это чувствую. Но если потом из благодарности что-то дают, отказываться?

— Беда начнется, когда ты будешь что-то делать ради денег или подарков. Тогда ты не сможешь увидеть главную цель. Дар станет бесполезен и даже вреден. Его отнимут. А если кормят тебя или одевают просто от благодарности, что ж. Ничего в этом страшного.

— А если у человека подписка, он задания выполняет, то что?

Они переглянулись.

— Коготок увяз, всей птичке пропасть, — ответила Вера Абрамовна, — думаю, ты сейчас про Олега спрашиваешь.

— Знаешь, что такое Зов? — Вступил Лев Михайлович.

— Что-то у вампиров? Они притягивают людей к себе так, заманивают.

— И тут примерно также. Сначала человек выполнит что-то простенькое. Например, охарактеризует коллег письменно. Пусть даже в самых лучших тонах. Потом выяснит, кто с кем общается. И пошло-поехало. У человека появляется возможность самому повлиять на судьбу другого, используя огромную махину. Это завораживает. Но Зов не в этом. А в том, что есть потребность не обмануть ожидания сильного чудовища. Поймать на себе благосклонный взгляд взамен нужной информации или действий. А в лихую годину, когда защиты не видят, так сделать это любой ценой. Пусть ложный донос, пусть на самых близких. Неважно. Лишь бы оно кивнуло одной из своих многочисленных голов. Это и есть Зов, который не отпускает никого.

— Ну, так уж и никого? Есть категория людей устойчивых, — ответила Вера Абрамовна, — давай за чаем поговорим.

Мы накрываем стол. У художника нашлось варенье из грецких орехов. Он ездил на пленэр в Грузию. Странно, что сам еще не съел. Печенье и баранки принесла я. А Вера Абрамовна достала банки без этикеток — вареную сгущенку. Все заманчиво. И вкусно.

Чувствую, вербовка в КГБ — не главная тема разговора. Вопросительно смотрю на Веру Абрамовну.

— Да, Машенька, — кивает она, — у нас будет дело. Лев Михайлович зря переживает. Твои контакты в конторе могут помочь. Правда, потом придется скрываться.

— И что за дело? — я намазываю край печенюшки вареной сгущенкой.

— Мы с тобой уже обсуждали будущее всех нововведений.

— По частям людей легче контролировать?

— Да. И выдрать им надо выдрать людей из сложившегося, пусть и плохого, мирка для изменения личности. И когда у них будет власть над душой, развития уже не будет. Жизнь станет бесполезной.

— Вы считаете, что можно это остановить?

— Нет. Остановить нельзя. Можно попытаться пустить по другому направлению.

— А смысл?

— Смысл только в выигрыше времени.

— И как это сделать?

— Любое явление имеет материальное и символическое выражение. И у этого тоже есть. Надо найти настоящий символ и заменить на другой.

— Найди то, не знаю что, — вздыхаю я. Мне предлагают дело. Я не откажусь. — Проще, если бы украсть какой-нибудь ключ от волшебной двери.

— Не совсем ключ. — Вступает Лев Михайлович. — Возможно, деталь ритуальных принадлежностей. Мы еще не точно не знаем. Ты поможешь?

— Конечно, помогу. Только КГБ ублажать зачем?

— Чтобы не привлекать внимания к своей персоне.

— Успокоить чудовище?

— Да, и немного на нем покататься. Они называют это оперативным внедрением.

— Я уже внедрилась в эту жизнь, как смогла. Остальное — детали.

Мама заявила, что Новый Год будет праздновать на кафедре. Я усадила ее на стул. Грузинский чай первого сорта в маленькой желтой пачке заварился крепко. С индейским спокойствием я налила две чашки. И только отхлебнув, велела:

— Рассказывай.

— А что рассказывать? Пригласили. Я же старше других студентов. Что мне в общаге делать?

— Ой, мать, не темни.

— Ну, правда. Ладно. Я там на кафедре помогала как-то. Потом еще раз. Познакомилась с одним мужчиной.

— Мама!

— С доцентом кафедры неорганической химии. Он даже предложил у них подрабатывать лаборантом. Вообщем, зимнюю сессию закрою и подумаем.

— Не отвлекайся.

— Ну что? Не знаю я ничего еще.

— Но Новый Год с ним будешь?

— На кафедре. А что? Я свободная, он тоже.

— Уверена?

— Ой, Маша. Не одна ты такая проницательная. Я тоже умею информацию собирать.

— Молодец!

— А сама где будешь праздновать? —