– Спасите! Помогите!

Почти что вырвала скрипучую дверь, захлопнула ее с такой силой, что вздрогнул пропахший сигаретным дымом салон и проснулся дремавший до того под сальной кепкой на лице водитель.

– Эй, очумела совсем?

– Поехали-поехали! Скорее поехали!

– Да куда поехали-то? Чего ты так кипишишься?…

– Я много заплачу! ПОЕХАЛИ!

– Эй! Перестань дергать меня за плечо! Психопатка!

Но Яна его не слышала. Словно обкуренная, словно вынырнувшая из дурного сна и вдруг осознавшая, что это вовсе не сон, она трясла плечо водителя с такой силой, что трещала чужая куртка.

– Да отпусти ты! Больная что ли?

– Пожалуйста, поехали! Спасите… – скулила неестественно бледная пассажирка.

А маньяк, тем временем, приближался – шел уверенно, быстро, но не бежал и напоминал ей… Терминатора.

Сара Коннор… Она превратилась в Сару Коннор…

– Он меня убьет…

– Да кто убьет-то?

Хозяин семерки начал не на шутку злиться. Хотел, было, выпихнуть невротичную бабу наружу, затем обернулся, увидел приближающегося к машине мужика и зарычал:

– Что за мексиканский сериал с утра-то пораньше?

Решительно выбрался наружу, нагнулся, достал из-под сиденья разводной ключ, двинулся наперерез незнакомцу.

– Эй, парень, ты чего свою подружку до истерики довел?

Скорчившаяся за дверцей Яна скулила, вжималась в неудобное сиденье, выглядывала наружу «зайчиком». Не понимала, то ли лучше прятаться, то ли бежать, то ли надеяться на благополучный исход, ведь водила, хоть и рыхлый, но на две головы выше ее преследователя.

А через секунду случилось страшное: маньяк даже не остановился, не заговорил, не попытался ничего объяснить – когда увидел перед собой разводной ключ, просто протянул вперед руку – руку в той самой перчатке, – коснулся ей лба перегородившего дорогу мужика и… тот рухнул. Мягко сложился в несколько раз, словно плотное тело, которое раньше обтягивала одежда, вдруг превратилось в неустойчивую кашевидную субстанцию – подогнулись колени, накренился вперед торс, сползла со лба кепка…

Как падал на землю разводной ключ, Каська видела как будто затылком – в тот момент она колотила ладонью по штырьку, запирающему дверь – сначала со своей стороны, затем с водительской. Потом обе пассажирские…

– Нет, нет, нет…

Перегнулась, снова скорчилась, обняла сама себя, пытаясь защитить голову локтями. По лицу вновь катились слезы – в голове теперь мелькали кадры не из «Терминатора», а почему-то из «Кобры» – когда на крышу машины раз за разом опускался железный топор. Она в консервной банке, заперта в консервной банке…

Ключей в замке зажигания не оказалось – Яна продолжала скулить, – а псих, переступив через лежащее на асфальте тело, приближался. Вот он подошел, взялся за дверную ручку, потянул на себя, обнаружил, что заперто…

Ей хотелось рыдать, орать, бить ладонями по стеклу, лишь бы назойливый незнакомец, как проклятая муха, пропал – исчез из ее воображения, с этой улицы, из ее жизни. А потом – она глазам своим не поверила! – рука в перчатке (так ей показалось) прошла прямо сквозь стекло – сомкнулись на запирающем штырьке пальцы, потянули его наверх – раздался предательский глухой щелчок…

У нее не вышло даже завизжать – в этот момент Каську скрутил спазм тошноты.

– Я тебя ненавижу! Слышишь?! НЕНАВИЖУ!

Ей бы молчать, ей бы перестать его злить – ведь так будет лучше? – но нервы сдали. Она хрипела, плевалась и рычала, как подбитый в бочину зверь.

– Что бы ты ни сделал со мной, я тебя убью! Я найду тебя, найду, даже если придется вернуться из другого мира – я буду пинать тебя по ребрам, выбивать зубы, я расчленю тебя, понял?! Расчленю самолично!

Она всегда старалась быть «хорошей», но в этот момент, сидя в темно-синей Тойоте и глядя безумными глазами на мужчину в серебристой куртке, раз и навсегда поступилась одномоментно «устаревшими» принципами.

– Мне все равно, что ты со мной сделаешь, урод! Тебя найдут! Я сама тебя найду, слышишь? Живая или мертвая!

В тот момент, когда Яна кинулась к водителю, чтобы попытаться его придушить, рука в перчатке резко оторвалась от руля, мелькнула перед ее глазами, и… мир вдруг погас. В застывшей, словно испытавшей в последний момент степень крайнего удивления и шока, памяти запечатлелся ледяной, будто вопрошающий «совсем съехала с катушек?» взгляд серо-зеленых глаз и сжатые в линию от злости губы.

* * *

Он не мог не злиться – другой бы уже убил за такое. А он, Джон, терпеливо сносил все ее оскорбления, выпады, попытки нанести ему же вред.

Стерва. Совершенно неуправляемая и неуравновешенная особа, законченная истеричка. Просто дура. Гавкает на него, как собачка на огромного хищника, не понимая, что одно движение, и от нее – собачки – останется мокрое пятно с размазанными по земле кишками.

Измотала его своими визгами. А проснется связанная, будет визжать еще громче – залепить ей рот? Но как тогда вести диалог?

А диалог бы им не помешал.

Несмотря на раздражение, Сиблинг понимал такую реакцию – запихни его кто самого в машину, и он приложил бы все усилия, чтобы вывести противника из строя – жестко, беспощадно и «насовсем». А она – девчонка. Слабая, неумелая и не очень умная, однако стоять за свою жизнь пытается – похвально. Другого бы, наверное, подобный норов и отпугнул бы.

Но не его. Цель оправдывает средства.

Прежде чем приводить «жертву» в чувство, рот он ей все-таки залепил.

– Давай, просыпайся. Очнись.

Яна приходила в себя медленно. Поначалу застонала, накренилась, на автомате подергала привязанными к конструкции, которую он соорудил вокруг кресла из стульев, запястьями и тут же вздрогнула. Задергалась сильнее, завращала глазами – явно начала соображать и тут же побледнела, перепугалась.

– М-м-м-м! М-м-м-м-м-м-м!!!

– Не мычи, не поможет.

Он сидел перед ней на втором кресле; рядом на кофейном столике лежал закрытый кейс – Джон молча наблюдал за «пациенткой». Та, истошно визжа в кляп, совершила несколько резких движений руками, затем ногами (их он связал тоже), с минуту дрыгалась, пробуя избавиться от пут; наконец, поняла, что это невозможно, и сникла. Принялась затравленным взглядом оглядывать квартиру: темно-зеленые шторы, унылые (некогда цвета морской волны) обои, потертую мебель. Маленький выпуклый телевизор у окна, две аляповатых картины друг напротив друга, покрывающий кровать у дальней стены синтетический плед, старый, лежавший здесь еще в прошлом веке ковер.

– Все, успокоилась?

Она его ненавидела – это читалось по взгляду. Сил все меньше – ярости все больше. Мда, так на него не смотрели даже спецотрядовцы в худшие времена. Ну, да не за любовью он сюда и пришел.