Полет был долгим, шумным и трудным. Вертолет болтало, и лица у сопровождающих сенатора были кислые. Он оглянулся на Сару; она неуверенно улыбнулась ему и пожала плечами. Вертолеты начали снижаться над небольшим городком, окруженным частоколом пестрых палаток, который вырос на том месте, где когда-то давным-давно было русло реки. Солнце заходило за голые багровые холмы; повсюду мерцали огоньки костров.

Ветер, поднятый лопастями винта вертолета, взметал серую пыль. Вернулся Билли Рэй.

– Джоанна сказала, все в порядке, можно садиться, сенатор! – прокричал он сквозь рев двигателей, приставив руки ко рту рупором. – Но я хочу, чтобы вы знали: мне все это не нравится.

– Нам ничего не грозит, Билли, – громко ответил Грег. – Надо быть психом, чтобы попытаться что-нибудь с нами сделать.

Рэй бросил на него косой взгляд.

– Вот именно. Он же фанатик. Секта Hyp причастна ко всем террористическим акциям по всему Ближнему Востоку. Явиться в его логово по первому свистку и с ограниченными ресурсами, которые есть у меня в распоряжении, – значит наплевать на собственную безопасность.

Голос у него был скорее возбужденный, чем встревоженный: драка доставляла Карнифексу удовольствие, – но под нарастающим предвкушением Хартманн улавливал легкую нотку холодного страха. Он потянулся к сознанию Билли и раздразнил этот страх, наслаждаясь ощущениями, когда это чувство обострилось. Что ж, следовало сделать это не ради собственного удовольствия, а потому, что беспричинный страх заставит Билли действовать эффективнее, если что-нибудь случится.

– Спасибо за заботу, Билли, – сказал он вслух. – Но мы уже здесь. Посмотрим, что нам удастся сделать.

Вертолеты приземлились на центральной площади у мечети. Делегаты высыпали наружу; сюда прилетела лишь часть делегации. Hyp аль-Алла запретил всем «мерзким выродкам» показываться ему на глаза; таким образом, из списка выпали все явные джокеры вроде отца Кальмара и Кристалис; Радха и Фантазия сами предпочли остаться в Дамаске. Высокомерный тон «приглашения» Нура аль-Аллы разозлил многих делегатов; между ними даже разгорелся ожесточенный спор, надо ли вообще ехать туда. В конце концов настойчивость Хартманна взяла свое.

– Послушайте, я, как и все вы, нахожу его требования возмутительными. Но этот человек здесь царь и бог. Он правит Сирией, равно как доброй частью Иордании и Саудовской Аравии. Не важно, кто законные правители – Hyp аль-Алла сплотил секты воедино. Мне не нравится ни его учение, ни его методы, но я не могу отрицать его власть. Если мы повернемся к нему спиной, то не изменим ровным счетом ничего. Предрассудки, насилие, ненависть, которые он насаждает, продолжат распространяться. Если же мы встретимся с ним – что ж, по крайней мере, у нас будет надежда заставить его умерить свою жестокость. – Он рассмеялся, отчасти над собой, и покачал головой, перечеркивая все, что только что сказал сам. – Я не думаю, что у нас есть ответ на все вопросы, честное слово. И все же… нам придется столкнуться с этим, если не с Нуром аль-Аллой, то у нас дома, с фундаменталистами вроде Лео Барнетта. Предрассудки не исчезнут, если мы будем просто делать вид, что их нет.

Кукольник выбрался наружу и позаботился о том, чтобы Хирам, Соколица и все остальные, кто находился в его власти, согласно забормотали. Все остальные неохотно прекратили возражения, хотя большинство в знак протеста решили остаться в Дамаске.

В конечном итоге из тузов решили встретиться с Нуром аль-Аллой Хирам, Соколица, Браун и Джонс. Сенатор Лайонс решила ехать в последнюю минуту. Тахион, к смятению Грега, настоял на том, чтобы его включили в группу. Журналисты и сотрудники службы безопасности также увеличили ее ряды.

Когда стрекот винтов замедлился и из люков вертолетов на землю спустили трапы, из мечети вышла кахина. Она поклонилась прибывшим.

– Hyp аль-Алла приветствует вас, – проговорила она. – Пожалуйста, следуйте за мной.

Кахина сделала приглашающий жест, и в этот миг Грег услышал, как вдруг ахнула Соколица. И в ту же секунду он ощутил возмущение и панику. Он оглянулся и увидел, что она прикрылась крыльями, словно пытаясь защититься, а глаза ее прикованы к площадке перед мечетью. Он проследил за ее взглядом.

Между зданиями пылал огонь. В его колеблющемся свете все различили три кишащих червями тела, сваленных у стены. Вокруг них валялись камни. Ближайшее тело явно принадлежало джокеру: вместо лица у него была покрытая шерстью удлиненная морда, вместо рук – ороговевшие клешни. Потом в нос им ударил запах, густой и зловонный; Грег ощутил всеобщее потрясение и омерзение. Лайонс яростно и шумно рвало; Джек Браун выругался себе под нос. А Кукольник внутри него злорадно ухмылялся.

– Что это за безобразие? – осведомился Тахион у кахины.

Грег проскользнул в ее сознание и обнаружил там переливающиеся оттенки смущения. И все же, когда женщина вновь посмотрела на него, поверх возмущения уже была безмятежно-изумрудная вера; ее голос звучал старательно ровно и взгляд был спокоен.

– Они были… выродками. Аллах отметил этих недостойных своим клеймом, и их смерть ничего не значит. Так постановил Hyp аль-Алла.

– Сенатор, мы уезжаем, – объявил такисианин. – Недопустимо сносить такие оскорбления. Кахина, передайте Нуру аль-Алле, что мы заявим решительный протест вашему правительству.

Его аристократическое лицо одеревенело от сдерживаемой ярости, кулаки были сжаты. Но не успел никто из них сдвинуться с места, как из арочного входа в мечеть появился Hyp аль-Алла.

Грег ни на секунду не усомнился, что Свет Аллаха специально выбрал для встречи такое время, чтобы наиболее выгодно продемонстрировать себя. В сгущающейся тьме он, окруженный священным сияющим ореолом, казался средневековым образом Христа. На нем была тонкая джеллаба, сквозь которую рдела его кожа, борода и волосы казались черными на фоне этого сияния.

– Hyp аль-Алла – пророк Аллаха, – с заметным акцентом сказал он по-английски. – Если Аллах отпустит вас, можете уезжать. Если же Он велит вам остаться, вы останетесь.

Его голос был словно виолончель – великолепный, виртуозно настроенный инструмент. Хартманн понимал, что должен что-то ответить – но не мог. Все члены группы умолкли; Тахион застыл на полпути к вертолетам.

Сенатору пришлось сделать над собой огромное усилие, чтобы заставить язык подчиняться себе. Его сознание словно затянула липкая паутина, и лишь сила Кукольника помогла ему разорвать эти путы. Когда он все-таки ответил, собственный голос показался ему тонким и скрипучим.

– Hyp аль-Алла допускает убийство невинных.

– Hyp аль-Алла допускает убийство невинных. Это не сила Аллаха. Это лишь слабость человека, – проскрежетал Грег.

Саре хотелось поддержать его, но язык отказывался повиноваться. Все вокруг стояли, как будто на них напал столбняк. Проныра Дауне как строчил что-то лихорадочно в своем блокноте, так и застыл, сжимая в пальцах позабытый карандаш.

Она ощутила приступ страха – за себя, за Грега, за всех.