Но проблемы и на этом не заканчиваются. Обычно полагают, будто для признания Собора вселенским требуется принятие соответствующего решения на следующем за ним Вселенском Соборе. Действительно, последующие Соборы обычно специально указывали на признание ими предшествующих вселенских собраний. Достаточно указать на 1‑е правило II Собора («да не отменяется Символ Веры трехсот восемнадцати отцов, бывших на Соборе в Никее, но да пребывает оный непреложен»), 7‑е правило III Собора (хотя оно было составлено отдельно от соборного послания, отправленного епископам, пресвитерам, диаконам и всему народу[352]), 1‑е правило Халкидонского («от святых отец, на каждом Соборе доныне изложенные правила соблюдати признали мы справедливыми») и 1‑е правило Трулльского Соборов, 1‑е правило VII Собора. Но сам VII Вселенский Собор (Никея, 787 г.) не был реципирован в данной форме по вполне объяснимым причинам: он являлся последним Вселенским Собором.

Кроме того, если считать данный признак обязательным для Вселенского Собора, то легко обнаружить, что при таком формальном подходе нам потребуется не один, а как минимум два Вселенских Собора, чтобы принять предшествующий в сущем качестве. Например, чтобы признать Никейский Собор 325 г. «Вселенским», нужен не только II Собор, но и III, признающий в свою очередь правомочность II как Вселенского Собора, и так далее. Но признание VII Собора Вселенским случилось на 5‑м заседании Собора «В храме Святой Софии» 26 января 880 г. по инициативе Константинопольского патриарха св. Фотия[353], хотя сам «Софийский собор» не признается Восточной церковью Вселенским.

На основании изложенного нам остается только согласиться с тем мнением, что все внешние признаки Соборов оказываются обманчивыми, а с точки зрения логики — «весьма низкопробными»[354]. Очевидным также становится вывод о том, что Вселенские Соборы не имеют в своем основании заранее придуманной системы. «В основе церковного строя лежало начало естественности, свободной от предвзятых теорий»[355].

II

Неудивительно появление множества теорий по вопросу статуса Соборов и их места в иерархии органов церковной власти. Иногда высказывается мнение, согласно которому Соборы являются высшим органом церковного управления. Однако, по общепринятому мнению, они являлись институтами чрезвычайного характера, созывались в экстренных случаях и касались лишь дел, требовавших разрешения в конкретный момент времени[356].

И если Соборы не собирались более тысячи лет, а признание их в этом качестве происходило в силу церковной рецепции, то сами собой напрашиваются многие вопросы. Главный из них: может ли быть признан высшим в церковном управлении орган, полномочия которого признаются лишь спустя какое-то время, собирающийся только эпизодически и в конце концов совершенно прекративший свою деятельность? И если верно утверждение, что со временем потребность в созыве Вселенских Соборов исчезает, а «сама церковная жизнь не востребовала его, что и послужило естественной причиной прекращения практики Вселенских Соборов», то как может такая характеристика быть применена в отношении высших органов церковного управления?[357]

Нередко полагают, будто Вселенские Соборы являются единственным органом вселенского канонического законодательства[358]. Но как уже отмечалось выше, далеко не все канонические акты приняты ими. Да и созывались Соборы не специально для выработки корпуса канонических правил, а в первую очередь для решения догматических споров. Как результат, Соборы не дали Вселенской Церкви синтетического, системного и законченного законодательства, они просто разрешали известное число сомнительных прецедентов, на которое было обращено внимание Отцов Соборов[359].

По другому мнению, Вселенские Соборы являются органом высшей власти в Церкви, хотя и с известными оговорками. Носителем этой высшей церковной власти, полагает автор данной точки зрения, является вселенский епископат, а Соборы представляют собой наиболее совершенный способ осуществления вселенским епископатом своих полномочий в Церкви[360]. Однако Соборы обладали своей собственной компетенцией, отличались составом участников, способом принятия и видами решений (догматические, канонические, дисциплинарные) и порядком введения их в действие. Достаточно вспомнить хотя бы тот факт, что соборные оросы после их утверждения императорами имели значение государственных законов. Помимо этого, Вселенские Соборы принимали меры дисциплинарного характера к отдельным лицам, что совершенно несвойственно «способу». Нельзя также не заметить, что, по одному верному замечанию, название «вселенский» не выражает мнения о присутствии на Соборах всех архиереев или даже большинства из них[361].

Понятно, что, если идти предложенным автором этой гипотезы путем, отсутствующие епископы просто не могли реализовать свои полномочия. В то же время они канонически ничем не отличались от других архипастырей, в силу целого ряда случайностей принявших участие в соборных заседаниях. К таким «случайностям» можно отнести в первую очередь самостоятельное и произвольное определение императорами в каждом конкретном случае числа представителей от каждой из Поместных церквей и даже митрополий. Исключение составляла лишь Римская кафедра, которая обычно без участия императора устанавливала число папских легатов.

Повинуясь заданной логике, утверждают, будто все остальные участники Соборов (миряне, рядовые клирики, иноки) в лучшем случае имели лишь право совещательного голоса. Однако в действительности Соборы никогда не являлись закрытыми заседаниями епископата. Монашествующие, а также рядовые клирики и миряне всегда являлись неизменными свидетелями происходящего, зачастую внося в их ход существенные поправки.

В деятельности Соборов принимали участие многие рядовые клирики и миряне. Блиставший на заседаниях Никейского Собора 325 г. св. Афанасий Великий, будучи еще диаконом, несомненно, лично многое сделал для опровержения арианской ереси на Соборе. Можно с уверенностью сказать, что именно отношение жителей Эфеса и прибывших со св. Кириллом Александрийским лиц, а также позиция св. Симеона Столпника являлись решающими как для содержания соборных определений, так и для формирования мнения императора св. Феодосия II Младшего о деяниях этого Собора и «соборика» Иоанна Антиохийского.