Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Опять Лоренс. Похоже, Лоренс много чего говорил.
— Разве? — сказала она. — Вот ты мне и расскажешь.
— А. — Он неловко улыбается. — Ну, я, наверное, могу. Может, присядешь?
Она садится, камень сквозь джинсы шершавый и теплый. Он берет ее руку и снова отводит взгляд, не отпуская.
— Расскажи мне, — говорит она, — расскажи про Лоренса, — но он качает головой.
— Не сейчас. Я скучал по тебе.
— Вот как?
— Сама знаешь, что скучал. Что в посылке?
— Не знаю. Это от твоей матери.
— А, точно.
— Что?
— Ничего. Я, было, подумал, ты мне что-то подаришь.
Она кладет сверток на землю, вытягивает ноги.
— И какой подарок ты хочешь?
Солнце освещает его профиль, он ухмыляется. Он постарел, думает она. Будто время здесь работает иначе. Только в выражении лица еще осталась мощь.
— Твое прощение.
— Ты его уже получил.
— Правда?
— Он всегда у тебя был. Выбери другой.
Но он качает головой, будто она попросила или подарила чересчур много.
— Как ты тут? — спрашивает она, и он неловко пожимает плечами, и она жалеет, что спросила. — Извини.
— Нет. Ты имеешь право спрашивать. Я… Я думаю, нормально. Я всегда ожидал худшего. Я затаился, старался не попадаться, хотя меня все равно найдут. Однажды найдут. Или уже нашли.
Она слабо улыбается.
— Я уволилась из Налоговой, если ты об этом.
— Правда?
— Правда.
— Молодец. И что теперь делаешь?
— Ищу тебя.
— И, правда. — Он смеется. — Тебе тут нравится?
Она озирается, оглядывает его убежище.
— Очень красиво. Нравится, да.
— На Колле я всегда счастлив.
— И теперь?
— Ну, теперь… У меня тут друзья, семья. Я вроде как зарабатываю на жизнь. С Интернетом забавляюсь. Лотерея такая. Люди покупают серебряные доллары Джона Лоу, получают шанс выиграть тысячу. Банковский счет в Швейцарии, я не знаю, как долго это еще продлится. Шансы двадцать четыре тысячи к одному.
— И люди на это идут? — спрашивает она, и он криво ухмыляется, и на секунду становится самим собой.
— Ты не поверишь.
Молчание растет между ними: не отвод войск, но перемирие, молчаливое признание взаимопонимания. Будто сказано достаточно, думает Анна, хотя нет, сказано далеко не все. Она еще много чего не знает.
— Говорят, это ты его запустил, — произносит она, вертит его ладонью. Поражается: какая мягкая. — Вирус. Все думают, ты взломал свой собственный код.
— Ну, это было бы довольно странно, разве нет? — говорит он, чуточку слишком ровно. — Анна, скажи мне одну вещь. Ты считаешь, я сумасшедший?
— Что? Нет, конечно.
— Ну, это приятно. — Он сжимает ее руку. — Но меня, видишь ли, беспокоит, — продолжает он, — что безумие бывает так похоже на красоту, — и когда она смеется, он смотрит ей в лицо, будто пытаясь заглянуть ей в голову.
— Ладно, теперь ты похож на сумасшедшего.
Пару секунд он молчит, только улыбается ей.
Потом говорит:
— Знаешь, люди когда-то видели красоту иначе. В прошлом идея красоты строилась на других идеалах.
— Да, знаю.
— Я думаю, может, то же самое верно и для безумия. У нас сейчас денежный век. То, что я сотворил со своей жизнью, может показаться нам вполне здравым. Ты считаешь, я не сумасшедший. Откуда мне знать — может, мы оба ошибаемся?
— Я тоже по тебе скучала, — говорит она.
— Я ужасно на это надеюсь, — отвечает он, и наклоняется ее поцеловать. Он закрывает глаза мгновением раньше нее, ее тело напряжено, губы мягче.
— Ты сюда надолго?
— На сколько хочешь.
— Ты не знаешь, на сколько я хочу, — говорит он. — Осторожнее с предложениями.
— Хорошо. — Она опять смеется, весело, тепло. — На сколько ты хочешь, чтобы я осталась?
— Навсегда. — Он больше не улыбается. — Ты могла бы остаться навсегда.
Она не отвечает. Мы могли бы заняться любовью, думает она. Если я поцелую его еще раз, он займется со мной любовью. Никто нас тут не увидит. Мы будем вместе, и я никогда не оставлю его снова.
Он гладит ее лицо, шею, и она не открывает глаз, блаженствует. На это она и надеялась, вот зачем она здесь, ну конечно. Не узнавать — не в том смысле, в котором узнаёт Налоговая. Просто касаться его, чувствовать, какие мягкие у него руки.
Только самая хлипкая часть ее — инспектор — твердит, что есть еще вопросы, на которые нет ответов. Голос Аннели приходит ниоткуда, непрошеный и нежеланный, повторяет слова, которых Аннели никогда не произносила вслух:
Я хочу сказать вам про моего мужа одну вещь. Я вечно не понимала, когда можно ему верить.
Она открывает глаза, и он смотрит на нее, лицо так близко, она чувствует запах соли на его коже.
— Расскажи про Лоренса, — говорит она, и он комически морщится.
— Ты уже сама все знаешь.
— Но ты всегда так говоришь.
— Но я говорю так, потому что это всегда правда. Что нового я могу тебе сказать?
— Если я это уже знаю, можешь повторить, — ровно говорит она. Однако он вздыхает и выпрямляется, отодвигается.
— Ладно, покончим с этим. Лоренс кое-что предложил. Я думал, мне это нужно. Это был бизнес, мы занимались бизнесом, вот и все. У меня никогда не было времени для бизнеса. Ты сама знаешь.
Снова повисло молчание. Не столь уютное на этот раз, и она отворачивается, смотрит на Атлантику. Солнечный блеск яростно скачет по волнам.
— Эй.
— Эй. — Беспечно. — Так ты пытался меня остановить, — прибавляет она, и на сей раз он не заготовил улыбку. — Так?
— Я не понимаю, о чем ты…
— Все ты понимаешь, — упрекает она. Словно это еще игра, хотя она знает, что нет. Не может отогнать его улыбкой, этот диалог. Дрожь предчувствия, почти страха. Этого я не ожидала, думает она, а потом: но и он этого не ожидал. Такой беседы на краю земли.
— Скажи мне.
— Что тебе сказать, любовь моя?
— Ты использовал Лоренса, чтобы добраться до меня? Заставить меня закрыть дело?
Он жмурится. Терпеливо открывает глаза.
— Ладно. Хорошо. Мне выпал шанс, и я им воспользовался. Послушай, Анна…
— Значит, он приходил к тебе?