Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все нормально, милейший.
Мобилизовав все свое самообладание, Эгин сделал скучающее лицо и зашагал прочь из Нелеота.
Только возле очередного моста Эгин обнаружил, что по-прежнему сжимает в потном кулаке перо птицы Юп.
Уже возле Храма Кальта Лозоходца Эгин вдруг вспомнил, что так и не оставил Дрону Большая Плешь денег за похищенный из его дома предмет.
«Таким образом, можно считать, что это перо я украл. Конфисковал именем гнорра Свода Равновесия, – вздохнул Эгин, сердце испуганно колотилось в его груди. – Как и деньги из дома Альсима.»
Оставалось раздобыть голубую глину.
6
Эгин выжал из этого короткого зимнего дня все без остатка. И он успел.
Плоский и широкий сосуд, криво слепленный им собственноручно из отрытой по наводке Ямера голубой глины, стоял у его ног.
Сосуд был наполнен измененной водой из колодца. Вода тоже досталась Эгину не без труда.
Ее, в соответствии с указаниями Лагхи, данными им прошлой ночью, пришлось зачерпнуть из колодца при помощи того самого кувшина, что был нарисован на полу подземного зала.
«Это оказалось не так сложно», – как, возможно, не преминул заметить Эгин пятью годами раньше.
Но теперешний Эгин вполне отдавал себе отчет в том, что одно неверное движение – и слабоматериальное видение кувшина, которое ему приходилось питать своей энергией, пойдет трещинами, раскрошится и опадет голубым пеплом, а измененная вода плеснет ему в лицо, обезобразив его на всю оставшуюся жизнь.
Кувшином приходилось манипулировать с закрытыми глазами. Эгин дважды промахнулся мимо слепленного из голубой глины плошки.
В тех местах, куда падали капли фосфоресцирующей светло-зеленой жидкости, камешки и песок обуглились до малоэстетичной субстанции с жирным блеском. Однако необожженному сосуду все было ни по чем. Он запросто вместил измененную воду.
Волосики ребенка Эгин сжег на костерке из березовой лучины. Форма костерка и количество бревнышек было так же строго регламентировано Лагхой. Гнорр полагал эту часть операции самой важной.
Эгин не решился ослушаться Лагхи, поскольку довольно быстро сообразил, что ни в Своде Равновесия, ни в других известных ему местах таким вещам, как технология сложения кострищ из березовых щепок не обучают.
Пепел, получившийся в результате этого сожжения, Эгин, согласно инструкциям, бросил в чашу. Зеленая жидкость поглотила пепел с удовольствием, срыгнув в потолок облачком тяжелого жирного пара.
Теперь настал черед класть в чашу перо. Это перо должно было служить стрелкой для компаса.
Но перо не растаяло в измененной воде, как опасался Эгин. Оно легло строго на юг и замерло в таком положении, как приклеенное.
«Когда семя моей души начнет движение, перо повернется», – говорил Эгину Лагха.
По мнению Лагхи, семя его души начнет движение в тот момент, когда Капища Доблестей коснутся первые бледные отблески лунного света.
По внутренним часам Эгина до этого момента оставалось ждать совсем недолго.
Скрестив перед собой ноги, Эгин сидел в кромешной темноте подземелья перед компасом.
Лагха был где-то рядом, где-то совсем близко. Но Эгин не чувствовал его присутствия, и не видел его – ни Взором Аррума, ни взором человека.
Еще во время вчерашнего разговора гнорр предупреждал его, что все будет именно так. И что лишь с восходом луны семя его души двинется дальше. И все-таки, в глубине души Эгин надеялся, что его магических способностей, которые он самонадеянно полагал немалыми, хватит на то, чтобы разглядеть хоть какое-нибудь изменение. Хоть какое-нибудь возмущение. Или хотя бы волнение воздуха.
Но в подземелье было темно и тихо. Когда стрелка начала поворачиваться, Эгин недоверчиво приблизил лицо к чаше.
По поверхности измененной воды прошла мелкая рябь, ее свечение стало чуть более интенсивным, перо птицы Юп, совершив свой поворот снова остановилось.
Сомнений быть не могло. Северо-Запад.
«Значит все-таки конечная точка движения гнорра – Ит. Ох и повезло этому авантюристу Есмару!» – подумал Эгин.
Результат ворожбы вполне устроил Эгина – действительно, второй из имеющихся маршрутов движения развоплощенного гнорра пролегал через земли грютов, обитель варварства, мужеложества и краснобайства.
– Встретимся в Суэддете, – вслух сказал Эгин, выходя из подземного зала с колодцем. Ему хотелось верить, что невидимый гнорр его слышит.
«Опасней ночевки в ре-тарском постоялом дворе может быть только ночевка в ре-тарском лесу.»
Милас Геттианикт
1
На седьмой день пути лошадь Есмара благополучно околела. Погребая под собой ненаезженную колею, валил густой и тяжелый снег.
Уже несколько часов они не встречали ни одного путника. И весь день – ни деревни, ни постоялого двора.
Эгин, который был о населенности Харренского Союза лучшего мнения, мрачно ругался вполголоса.
Есмар, обалдевший от холода и медленной езды – которую можно было бы назвать даже и ползаньем, поскольку снега лошади Эгина в некоторых местах дороги было почти по брюхо – сидел на лошадином крупе, обхватив спину Эгина руками и напевал что-то невнятное, чтобы не заснуть.
«Заснешь – выпорю хлыстом», – пообещал Есмару Эгин, который очень опасался, что мальчик свалится с лошади или, что хуже, отморозит себе пальцы или нос.
Но самое худшее – наступали ранние зимние сумерки, а до следующей деревни, обозначенной на карте как Малые Пни, оставалось не менее четырех часов езды.
«Я хочу писать», – тихо, обращаясь словно бы к себе самому, сказал Есмар.
«Потерпи», – сказал Эгин.
«И какать».
«Ну потерпи хоть вон до того холма!»
Нельзя было не признать, что для оправления естественных потребностей мальчонка выбрал самые глубокие сугробы на тракте. Невдалеке раздался тоскливый волчий вой.
«Не могу. Лучше выпорите меня хлыстом», – предложил Есмар одеревеневшими губами.
И тогда Эгину стало ясно, что пора устраиваться на ночлег. Его лошадь, Нана, выбивалась из сил. Они оба были похожи на движущуюся снежную композицию.
Сзади, оттуда, где осталась околевшая лошадь, донесся еще более громкий, ликующий волчий вой. Из леса находчивому волку вторили голоса его собратьев. Судя по всему, товарищей было не менее дюжины.
– Съедят лошадку, примутся за нас, – пессимистически заключил Есмар.
– Зубы пообломают, – заверил мальчика Эгин, присматривая подходящее место для костра.
Было ясно, что с тракта нужно сворачивать.