– Нана! Нана!

Как вдруг лошадь заржала совсем рядом от него.

Эгин удвоил свои усилия. Он старался идти как можно быстрее. Чем дальше он удалялся в чащу леса от тракта, тем меньше была глубина снега. «Не мудрено, что Нана умчалась так далеко!».

Небосвод был посыпан пронзительными зимними звездами. Месяц лил свой прокисший свет на лес.

Кинув взгляд в небо, Эгин с неудовольствием обнаружил, что с того момента, как они улеглись спать, прошло совсем немного времени. Не более двух часов. Это означало, что впереди у них долгая зимняя ночь в приятном обществе.

Наконец-то он заметил перепуганное животное.

Седла на лошади разумеется, не было – его Эгин положил под Есмару голову, серебряная нитка уздечки отвечала лунному свету мертвенным сиянием, из-за чего вид у Наны был довольно-таки дикий.

Лошадь растерянно мотала мордой и бешено похрапывала, косясь в сторону рассеянной по перелеску волчьей стаи. Судя по всему, в Эгине она все-таки чувствовала защиту.

Но волки за спиной у Эгина страшили животное так сильно, что оно не могла решиться подойти к хозяину.

«Нужно было проситься в офицеры Опоры Безгласых Тварей! Эти-то небось знают, что в таких случаях следует лошадям вкручивать!» – подумал Эгин.

– Не бойся, моя ласточка, иди ко мне, – повторял он, поскольку не был офицером Опоры Безгласых Тварей.

Но лошадь не спешила приближаться.

– Иди сюда, красавица, – Эгин сделал обманное движение, которое обычно совершают, предлагая лошади соль. – Не бойся.

На какое-то мгновение лошадь замерла, видимо, уже почти решившись на то, чтобы подойти. Как вдруг из кустов донесся треск сучьев. Нана попятилась и, встав на дыбы, устало заржала, косясь в сторону еловых зарослей. Что там?

Спустя минуту Эгин и сам смог увидеть то, что так сильно испугало лошадь.

Раздвинув еловые лапы, на поляну в аккурат между Эгином и лошадью вышел белый, как снег под его лапами, волк.

Оглашая окрестности прерывистым ржанием, лошадь бросилась прочь от Эгина, в чащу.

Волк был вдвое больше любого из своих самых крупных собратьев. Голова его была массивной, а уши необычайно широкими. Но самым удивительным были его глаза – они были ярко-алыми.

В голове Эгина совершенно некстати шевельнулось воспоминание о том, что тварей необычной окраски на Циноре зовут князьками.

Животное, казалось, совсем не страшилось огня. И Эгину ничего не оставалось, как выбросить догорающий факел прочь. Волк проводил отброшенный факел взглядом, в котором Эгину почудилась насмешка.

Волк-князек ступал медленно. Он двигался в сторону Эгина, а его глаза цвета закатного солнца вперились ему в глаза, словно бы вызывая на поединок. «Словно бы» или все-таки «вызывая»?

«Поединок!» – изморозью выступило на барабанных перепонках Эгина.

«Но какой, позвольте может быть поединок между мной и зверем?»

«Поединок» – казалось, говорил волк, хотя, конечно же, ни на одном из человеческих языков эти слова так и не были произнесены.

«Шилол разнеси такие поединки!» – Эгин осторожно положил руку на рукоять своего облачного клинка.

«Поединок между тобой и мной!» – повторял волк, наступая на Эгина.

Он не говорил на человеческом языке, но, тем не менее, Эгин прекрасно его понимал.

«Я просто убью тебя и все. Никакого поединка не будет» – отвечал Эгин.

Как вдруг у себя за спиной Эгин услышал истошный крик Есмара.

Есмар выкрикнул имя Эгина дважды.

Эгин обернулся в сторону далекого костра. И к своему неудовольствию заметил, что ни одной пары волчьих глаз, за исключением тех, что принадлежали князьку, вокруг него не видно. «Неужели твари ринулись к костру?»

Эгин окинул лес Взором Аррума.

Действительно, поблизости не было ни одного животного, кроме белого размашистого выродка. А вот сам белый волк был… был… не понятно, кем он был, но волком он не был, милостивые гиазиры!

Легкое лиловое сияние, которое источала его шерсть, сияние, видимое только Взором Аррума, довольно сильно отличалось от свечения, исходившего от других волков, которое было окрашено желто-зеленым, как и их глаза. Неужто оборотень?

Это означало, что поворачиваться спиной к князьку ни в коем случае нельзя.

Но что же делать, если Есмар надсаживает горло выкрикивая в лес «Гиазир Эгин!»

«Ты кто?» – спросил Эгин у волка.

«Твоя смерть.»

«Врешь. Я знаю, как выглядит моя смерть. И на тебя она не похожа.»

«Сейчас посмотрим», – беззвучно отвечал волк и, стремительно сжавшись пружиной, прыгнул в сторону Эгина.

Прыжок был стремителен, как полет стрелы. Эгин был готов поручиться в том, что прыгать с такой уверенной мощью и быстротой будет не под силу даже хорошо тренированным животным-девять.

Эгин едва-едва увернулся. Зверь пролетел рядом, едва задев его своей когтистой лапой. Волк приземлился на снег, оскаливая пасть – неудача удивила и даже раззадорила князька.

На рукаве куртки с волчьим подбоем, подаренной Эгину Овель, образовалась рваная отметина, сделанная волчьей же лапой.

Эгин извлек на свет облачный клинок. По нему ползла тяжелая черно-серая, грозовая рябь. «О-го!» – удивленно сказал Эгин и отскочил от волка еще на три шага.

«Ты силен, но мне не взять в толк источник твоей силы. Ты похож на мага, но ты не маг», – говорил волк. Эгину вдруг показалось, что тварь говорит глазами.

«Можешь считать меня кем хочешь.»

«Ты смертельно оскорбил меня», – сказал волк.

«Я не сделал тебе ничего дурного», – отвечал Эгин, меряя поляну приставным шагом перепуганного новичка.

Волк держался на безопасном расстоянии. Наверняка он примерялся. Готовил силы для нового прыжка. А для того, чтобы усыпить бдительность Эгина, морочил ему голову такими, с позволения сказать, «разговорами».

«Гиазир Эгин!» – снова закричал Есмар. В этом крике Эгину почудилось нечто странное, казалось, голос Есмара стал более низким, какая-то хрипотца чудилась в нем.

Крик снова повторился трижды. Эгин с тревогой взглянул в сторону костра еще раз. Костер горел по-прежнему ярко. Что же там, Шилол этот лес подери, происходит?

Конечно, можно было войти в Раздавленное Время и побежать. Побежать на выручку к Есмару. Но интуиция и инстинкт самосохранения подсказывали Эгину, что делать этого ни в коем случае нельзя. Показывать спину такому опасному противнику, как этот белый волк, было равносильно смерти.

«Если ты считаешь, что я сделал тебе нечто дурное, я готов извиниться. Я готов!» – сказал Эгин, в нем вдруг шевельнулась надежда, что дело удастся уладить миром.