Должно быть, по моему лицу сразу было видно, как я ему рада, потому что Китто улыбнулся в ответ и побежал ко мне. В моей жизни было очень мало мужчин, которые не строили из себя крутых, не пытались командовать, не беспокоились о своем мужском реноме. А Китто был именно такой. Он просто хотел быть со мной рядом и даже не пытался это скрывать. Он не играл, не таил подспудных мыслей, ему просто нравилось находиться рядом — из такого обычно вырастают еще в подростковом периоде, но Китто родился раньше, чем Древний Рим стал империей, так что вряд ли он перерастет свой щенячий энтузиазм. И мне это в нем тоже нравилось.

Я едва успела понадежней расставить ноги, как он прыгнул на меня, вскарабкался, как обезьянка, обхватил ногами талию, крепко-крепко прижался, и не оставалось ничего другого как его поцеловать. Мне нравилось, что я могу держать его на руках, как другие мужчины держат меня. Под нашим двойным весом я аккуратно опустилась на кровать и мы поцеловались, сидя на краю постели.

Целовать его приходилось осторожно, потому что во рту у него, плотно прижатые к нёбу, есть парные выдвижные клыки, служащие отнюдь не для украшения. Язык у Китто тоньше человеческого, красный с черным кончиком — язык, зубы, глаза и радужная дорожка чешуек вдоль спины выдавали его происхождение от змеегоблинов. Китто появился в результате изнасилования. Мать-сидхе сразу отказалась от него и оставила у холма гоблинов, хотя в то время сидхе для гоблинов были желанной добычей и едой. Она оставила Китто не для того, чтобы его воспитал народ его отца, а чтобы его убили.

Китто из всех моих мужчин был самым субмиссивным, и я знала, что должна первой вытащить у него футболку из-под пояса джинсов и провести руками по гладкой прохладе чешуек вдоль позвоночника. Но пока я возилась с пуговицей, его маленькие сильные руки скользнули мне под юбку, обхватили ягодицы и добрались до края кружевных коричневых трусиков, парных к бюстгальтеру.

Я потянула футболку вверх, и он поднял руки, позволяя мне ее снять и уронить на пол. Полуголый, он сидел у меня на коленях, а я любовалась его новыми мускулами и едва заметным загаром — легким налетом коричневого цвета поверх белизны его кожи. Гоблины не загорают совсем, а вот сидхе, случается, могут загорать, и когда он обнаружил, что на его кожу ложится загар, он начал загорать у бассейна.

— Ты такой красивый, — сказала я.

Он покачал головой.

— Только не по сравнению с тобой.

Он начал расстегивать пуговицу на поясе юбки, но вдруг остановился. Поняв причину, я расстегнула на нем ремень, чтобы он не стеснялся проделать то же самое с моей юбкой. Он приспустил юбку мне на бедра и остановился опять. Видно было, что ему не терпится снять ее совсем, но мне надо было лечь на кровать, чтобы он мог стянуть ее с ног. Сам он еще был в джинсах, а у гоблинов тот, кто раздевается первым, играет подчиненную роль, и у них это значит еще больше, чем у людей на сеансе БДСМ.

Я расстегнула пуговицу джинсов и взялась за молнию. Он приподнялся на коленях, давая мне ее расстегнуть, а потом я легла, чтобы он стянул с меня юбку. Я осталась лежать в белье, чулках и туфлях.

Он смотрел на меня, и лицо его яснее всяких слов говорило, как я красива в его глазах.

— Я даже не мечтал, что когда-нибудь увижу принцессу сидхе в одном белье и при этом смогу сделать вот так!

Он провел пальцами вокруг моих грудей, где кружева бюстгальтера подчеркивали белизну кожи. Я на миг задержала дыхание. Он улыбнулся, забрался рукой под чашечку и зажал двумя пальцами сосок, нежно перекатывая и теребя, пока я тихонько не застонала от удовольствия.

Улыбнувшись шире, он потянулся к своим расстегнутым джинсам, но снова замер в нерешительности.

Я разрешила его сомнения:

— Снимай штаны, Китто. Хочу тебя увидеть без них.

Приказ был сформулирован нечетко — он вылез не только из джинсов, но и из синих шелковых трусов, и пополз ко мне голым, уже почти готовым. Я лежала, свесив с кровати ноги — каблуки немного не доставали до пола — и не отрываясь смотрела на очень мужскую часть его тела.

Изогнувшись надо мной так, чтобы только губы касались губ, он меня поцеловал. Поцелуй был сначала нежным, но становился все жарче, пока он не оторвался от меня с хриплым шепотом:

— Ты поранишься о клыки.

— Ты говорил, что яд выпрыскивается только когда ты этого хочешь. А так это просто зубы.

Он покачал головой:

— Я не хочу рисковать тобой и детьми. — Он положил руку на мой еще плоский живот и повторил: — Не буду рисковать ими.

Его лицо светилось нежностью… Нет, любовью. Он не был в числе отцов и знал об этом, но для него это имело значение меньше всего. Не в пример многим отцам, он с восторгом занимался обустройством детской.

Я провела ладонями по его голым рукам и плечам, заставляя смотреть на себя. Нежность в его взгляде окрасилась другими, не столь нежными эмоциями, которые как раз и были мне нужны. Объятиями, поглаживаниями поцелуями я показала ему, как ценю его заботу обо мне, о детях, о моей жизни, обо всем вместе и по отдельности. Но целовалась я теперь аккуратней, потому что Китто был прав — рисковать не стоило.

Я сползла ниже по кровати: он стоял надо мной на четвереньках и некая его часть покачивалась в дразнящей близости от моих губ. Я люблю оральный секс, но едва я потянулась к нему губами, как он отодвинулся:

— Сперва я доставлю тебе удовольствие.

Я пролизала длинную влажную дорожку по его животу и разжала руки, чтобы передвинуться повыше и добраться до сосков, и стала лизать сосок, пока он не отвердел под моим языком, а потом надавила зубами, оставив круглую метку, и принялась посасывать и тянуть зубами. Китто нетерпеливо застонал и сказал, задыхаясь:

— Пожалуйста, пусти меня вниз.

Я укусила его так, что вокруг соска остался яркий красный след. Китто вскрикнул. Ему нравилось, когда я кусалась, но он и сам кусать любил.

От укуса он вздрогнул, дрожь пробежала по всему телу. Когда он смог совладать с собой, он повторил просьбу:

— Можно, я спущусь ниже?

— Мы ведь уже это делали, — сказала я.

— Да, но после того, как я доставил тебе удовольствие.

Стоя на четвереньках рядом со мной, он ждал ответа на просьбу.

— Почему тебе так важно, чтобы я кончила первой? Ну, кроме моего удовольствия.

Он сел на пятки:

— Ты знаешь, как гоблины относятся к оральному сексу?

— Сильные гоблины им не занимаются, но принимают от тех, кто слабее. Признак доминирования — когда тебе лижут, а ты не лижешь никому.

Он улыбнулся:

— Вот именно. Бывает, что сильный гоблин подарит такое удовольствие своему партнеру, но только наедине, и чтобы никто никогда не узнал.

У меня есть еще два любовника гоблинского происхождения — братья-близнецы Падуб и Ясень. Очень сильные и доминантные. Один из них по гоблинским меркам считался бы настоящим извращенцем — он любил куннилингус. Но он позволил себе им заняться, только когда мы остались втроем — он, я и его брат. Он знал, что брат его никогда не выдаст, и я тоже, но если бы это выплыло наружу, он бы сильно упал в статусе.