— Можешь стеречь скот без факела, если хочешь, — сказала Ратха, кладя ветку обратно в костер. — Наверное, тебе больно открывать пасть.

— Шрамы нескоро заживут, — ответил Такур. — Меоран не любил вылизывать грязь из-под когтей.

— Раньше ты боялся моего питомца, — тихо сказала Ратха.

— Я и сейчас боюсь его, и гораздо сильнее, чем раньше.

Он твердо смотрел на нее, и было в его глазах и запахе нечто такое, от чего у Ратхи кровь стыла в жилах.

— Я насмехалась над тобой из-за этого страха, — выдавила она. — Но я больше никогда не буду смеяться над тобой.

— Я возьму факел, — отозвался Такур. — Он понадобится мне, когда разбойники нападут. Но сначала, Давшая Новый Закон, я покажу тебе твой народ.

Ратха наморщила брови, озадаченная и раздосадованная его словами. Им нужно было готовиться к отражению атаки, Безымянные могли в любой момент хлынуть на пастухов из леса! Сейчас было не время тащиться за Такуром на луг и смотреть на то, что ему вдруг захотелось ей показать.

Ратха уже хотела отказаться и отослать его к стаду, но тут непрошенная мысль вдруг пришла ей в голову.

«А ведь Такур самый умный из всех нас. Сколько раз я отворачивалась от его мудрости именно тогда, когда мне следовало бы к ней прислушаться! Возможно, сейчас уже слишком поздно, но на этот раз я все-таки выслушаю его».

Оставив костер, Ратха пошла за Такуром. Вопреки ее ожиданиям, он не повел ее к ближайшему пастуху. Вместо этого он направился к пламени, трепетавшему в самом дальнем конце луга. Он приближался сзади и против ветра, чтобы пастух не мог ни увидеть их, ни почувствовать их запах.

Такур был уже возле хвоста пастуха, когда тот вдруг подпрыгнул и обернулся, размахивая факелом. Взревело пламя, и Такур распластался животом по земле. Затем он бесшумно отполз назад, оставив Ратху один на один перед пастухом.

Парализующий ужас охватил ее, когда она увидела своего питомца в чужой пасти. Она, Давшая Новый Закон и Приручившая Красный Язык, теперь могла лишь беспомощно пятиться, вжимая голову в плечи, и это продолжалось до тех пор, пока пастух не остановился.

Страх мешался в ней с гневом. Такур нарочно спугнул молодого пастуха и шмыгнул в сторонку, оставив ее перед нападающим! Он знал, что ей не грозит никакая серьезная опасность, ибо пастух очень быстро узнает ее.

Молодой пастух был знаком Ратхе — даже слишком хорошо знаком. Это был сын Срасса, старого пастуха, убитого на ее глазах на этом самом лугу. Ратха вновь вспомнила глаза старика в последний миг его жизни, когда серая старуха рвала мясо из его дрожащего бока, а серебристый охотник крошил зубами его череп. Уродливая морда старика была искажена болью и яростью, и все-таки, до самого последнего мгновения, это была морда Срасса.

Но сейчас, когда Ратха смотрела на сына Срасса, она не видела в его морде ничего знакомого. Багровый свет, сиявший в глазах молодого пастуха, был порожден огнем, пылавшим у него внутри, а не только снаружи. Это была новая дикость и новая свирепость, которую Ратха никогда не видела в глазах тех, кто сражался только при помощи клыков и когтей.

Ей хотелось заскулить и отползти назад, но гордость заставила ее остаться на месте. Молодой пастух опустил свой факел, и морда его вновь стала мордой сына Срасса, мучительно знакомой в своей вислоухой некрасивости. Но Ратха знала, что теперь каждый раз при взгляде на него будет вспоминать эту ночь и перемену, вызванную в нем огнем.

«Так вот как выглядела я, когда стояла перед кланом с Красным Языком в зубах?» — впервые подумала Ратха.

— Неси стражу, пастух, — сказала она после долгого молчания. — Мы не хотели тревожить тебя.

Краем глаза она заметила, что Такур выпрямился и стряхнул сухую траву с шерсти.

Свирепый вой, донесшийся из леса, эхом прокатился по лугу, и молодой охотник повернулся к невидимому врагу, отсветы огня заплясали в его глазах.

— Идем, Давшая Новый Закон, — раздался негромкий голос за спиной у Ратхи. — Я до сих пор не получил факела.

Гнев вскипел в груди у Ратхи, и она не смогла его сдержать.

— Такур, я могла бы накормить тебя Красным Языком, как Меорана или освежевать, как пестроспинку!

Он ответил ей спокойным взглядом, и Ратхе показалось, что его зеленые глаза грозят поглотить ее.

— Могла бы, Давшая Закон. И сейчас можешь.

Этот ответ лишь еще сильнее распалил ее ярость, но Ратха могла только бессильно шипеть и беситься. Она знала, что не сможет поднять лапу на Такура.

— Зачем ты показал мне это? — взорвалась она. — Ты же не хуже меня знаешь, что если мы хотим выжить, то должны приручить Красный Язык!

— Загляни в себя и найдешь ответ, — сказал Такур. Помолчав, он добавил: — Я вижу, что ты рассердилась, а значит, уже знаешь ответ.

С этими словами он повернулся и побежал к костру, который Ратха оставила гореть посреди луга.

Ратха скрипнула зубами, словно рвала мясо. Такур не хуже ее знал, что они не могут свернуть с нового пути! Что же он пытался ей сказать?

«Нужно знать путь, по которому идешь, даже если он ведет не в те края, куда ты хотела идти», — подумала Ратха словами и голосом Такура. Она прижала уши. Нет, она не была благодарна ему за мудрость. Гораздо проще бежать, куда глаза глядят, не зная, что ждет тебя по дороге и в конце пути!

Вопли, несущиеся из леса, стали громче и настойчивее. Очень скоро Безымянные перейдут в наступление. Сможет ли Красный Язык спасти ее народ? Их по-прежнему было слишком мало, а Безымянных — слишком много… Ответ будет ясен лишь утром, если, конечно, Ратха доживет до утра.

Новая мысль заглушила клокотавший в ней гнев, и ее Ратха тоже услышала произнесенной голосом Такура. Даже если Красный Язык спасет ее народ, они уже никогда не будут прежними. Когда-то, под водительством старого Байра и Меорана, они были Имеющими Имя. Отныне они станут теми, кем Ратха назвала их, не особо задумываясь о том, что несет в себе это имя. Народ Красного Языка… Но теперь Ратха увидела первенца своей новой породы, и все поняла.

По дороге к костру она прошла мимо других пастухов.

На этот раз Ратха приближалась к ним открыто, стараясь, чтобы ее могли увидеть и учуять издалека. Возможно, она неправильно поняла то, что увидела в глазах молодого пастуха? Может быть, это была лишь вспышка гнева на то, что его застали врасплох? Вероятно, сына Срасса изменил внезапный страх, а не отпечаток Красного Языка!

Новая надежда расцвела в груди Ратхи, однако ей было суждено умереть так же быстро, как родиться. В глазах у всех пастухов, даже заранее ждавших ее приближения, Ратха видела то же выражение, которым так напугал ее сын Срасса. Все они, и кроткие, и жестокие, были преображены пылающей силой, которую держали в зубах.

«Значит, вот мы какие, — думала Ратха, обходя пастухов. — Вот какими мы стали теперь».