дружного коллектива. Такая радость, ну просто такая радость… — Но вопреки сказанному мина её тут же сменилась на озабоченную. — Вот только замену вам нелегко будет найти, ох нелегко… Я ведь и класс вам уже новый присмотрела, такие хулиганы — на вас одну вся надежда была. Без ножа меня прямо режете. А уезжаете куда, если не секрет?

— Самое смешное, Кима Родионовна, что это и правда секрет. — Катя улыбнулась про себя, сообразив вдруг, что почти слово в слово повторила ответ, данный когда-то ей самой. — Что-то связанное с обороной, город с номером… Вы извините, но у него правда могут быть серьёзные неприятности, если я по неосторожности сболтну чего-нибудь лишнего. Чего мне, может, и знать-то было не положено.

— Ну что вы, что вы, — тотчас согласно закивала головой завуч, — о чём речь. Я же всё прекрасно понимаю…

Куда распределяется Андрей, знали на курсе все его знакомые — так что вряд ли это было такой уж страшной государственной тайной. Но насколько, оказывается, удобно, когда можно без излишних объяснений просто взять — и сослаться на режим секретности. И все смотрят на тебя с эдаким уважением, как на… Катя едва сдержала смешок, найдя подходящее сравнение: как Наина Киевна на Привалова — когда тот с неё пятьдесят рублей запросил.

— Так насчёт моих ребят, — вернулась она к волновавшему её вопросу, — я могу рассчитывать?

— Вне всяких сомнений, не было нужды и спрашивать. Ваш клуб — это же наша гордость. Конечно, без вас… Хотя… Самостоятельная инициатива комсомольских масс — ведь именно об этом на Съезде Пастухов говорил… Наш почин может оказаться ценнейшим опытом, тенденцией…

Кикимора в своём репертуаре. Ещё и на конференции межобластной выступит, аплодисменты сорвёт…

— Кима Родионовна, вы просто не представляете, как я вам признательна, — рассыпалась в благодарностях Катя, когда они закончили обсуждение деталей. — Огромное спасибо, от ребят, в первую очередь. Ну, я побежала. А то они заждались меня уже.

Формально клуб «Аэлита» по-прежнему считался факультативом для десятых классов, но практически записаться туда могли все желающие. И в этом году таких «перспективных» членов из девяти- и восьмиклассников набралось даже больше, чем «действительных». Ещё только подходя к классу, Катя услышала привычный галдёж и прислушалась у дверей…

— Да ежу понятно, что скакунцы — однополые. Иначе Саймак обязательно бы про какую-нибудь скакуниху написал.

— И вовсе не обязательно. И вообще, может это вам без разницы, а ни одна нормальная женщина в таком мире ни за что бы жить не захотела. Девочки, ну скажите ему…

Конечно. Нашли вот прямо самое важное место в романе… Но правда, что сам-то Саймак, интересно, по этому вопросу думал? Да ничего, скорее всего…

— Ребята, — с порога прервала она их спор, — я должна сделать одно очень важное объявление. Касающееся, в основном, наших перспективных членов. Я ухожу из школы.

Такой гробовой тишины клуб не знал, наверное, со времён приснопамятного визита секретаря райкома. Но уже через несколько секунд она взорвалась шквалом вопросов: «Когда? Куда? Зачем? Почему? А что будет с нами?»

— Тихо, тихо! — помахала руками над головой Катя. — Успокойтесь, не прямо завтра. После окончания учебного года. А о вашей судьбе я только что переговорила с Кимой Родионовной. С сентября вы становитесь самодеятельным клубом при комсомольской организации школы. Собираться будете в ленинской комнате — если обещаете порядок там поддерживать.

— Катерина Максимовна, но что произошло? — Зина Новикова из девятого «А» привычно взяла инициативу в свои руки. Своей решительностью и целеустремлённостью она напоминала Кате Белку. Не такая красивая, но зато гораздо лучше умеет ладить с людьми… — Вас переводят в новую русскую школу?

— Нет. Просто я выхожу замуж и уезжаю в другой город.

Все девочки при этих словах дружно пооткрывали рты — а затем сорвались со своих мест и бросились, чуть не визжа от восторга, обнимать её.

— Ну, довольно, довольно, — с напускной строгостью приструнила она их, — хватит об этом. У нас ведь не девичник тут — как кому-то, возможно, показалось.

— Катерина Максимовна, — словно не слыша её, робко попросила восьмиклассница Таня Приходько, самая младшая и застенчивая из всех, — а расскажите, как вы встретились. Пожа-алуйста…

— Это, Танюша, слишком длинная история. Да и мальчики наши, я вижу, заскучали уже совсем.

Те действительно демонстративно глазели по углам, старательно изображая на лицах полное безразличие к происходящему.

— Ну хоть немно-ожечко…

Катя обвела взглядом одиннадцать пар уставившихся на неё немигающих девичьих глаз.

— Ну вот что мне прикажете с вами делать? Хорошо. Но только совсем чуть-чуть. Он тоже из наших мест, уехал несколько лет назад. Мы даже знакомы были немного. И вдруг столкнулись нос к носу, случайно совершенно, в чужом городе. И — не поверите — первым делом поругались, из-за какой-то ну сущей ерунды. Вспомнить смешно.

— А дальше?.. — шёпотом вклинилась в паузу Таня.

— Помирились, поужинали вместе. Разговорились о том о сём… Вот, кстати, клуб наш его очень заинтересовал. Оказалось, он, как и я, фантастику любит…

Все три квартала до кафе самообслуживания, где они обычно обедали в перерыв, Виталий Викторович лишь молча хмурился, не проронив ни слова и избегая глядеть на идущую рядом жену. Только когда они уже отошли от раздачи и устроились за своим обычным угловым столиком, он сообщил бесстрастным голосом:

— Всё. Она уезжает.

Не донеся ложку до рта, Алевтина Степановна опустила её назад в тарелку, но так ничего и не ответила.

— Кто? — переспросила она наконец — хотя ясно было, что всё она прекрасно поняла.

— У Бондарь нашей обе девочки в «Аэлите», — пропустил мимо ушей бессмысленный вопрос Виталий Викторович. — И вчера она им сказала, что этим летом выходит замуж и уезжает навсегда. В какой-то закрытый город.

Алевтина Степановна, казалось, забыла, зачем они пришли сюда. Застыла неподвижно и только пальцы судорожно крошили хлеб на скатерть.

— Ну и что ты предлагаешь? — с оттенком безысходности произнесла она после ещё более долгой паузы. — В ножки ей пойти броситься?

По какому-то негласному уговору они старались избегать этой темы. Что толку?.. Андрей с тех пор так ни разу и не зашёл. После того злополучного выпускного, несколько дней они продолжали надеяться, что он, наверное, всё ещё в Москве — но тут пришло его второе письмо с оценками, как и первое, с местным штемпелем. Только на этот раз ещё и с обратным адресом, как будто окончательно расставляя все точки над і… Сейчас этих писем накопилось уже семь штук, и с каждым из них надежды, что сын когда-нибудь