Она была слегка разочарована, но признала его правоту, когда он сказал:

– Не очень довольна, Хета, верно? – Энно смущенно засмеялся. – Знаешь, такая работа не для мужчины. Дай мне настоящую мужскую работу, тогда увидишь, чего я стою!

Разумеется, он был прав, и наутро дощечку с зерном она доставать не стала.

– Ты уж сам подумай, чем тебе заняться, бедняжка! – сочувственно сказала она. – Наверно, для тебя это сущий кошмар. Может, почитаешь что-нибудь? От мужа у меня много книг осталось. Погоди, сейчас отопру шкаф…

Он стоял у нее за спиной, пока она обозревала ряды корешков.

– Книги, правда, почти сплошь марксистские. Ты ведь знаешь, он работал в КПГ. Ленина я при обыске едва спасла. Спрятала в печной топке, а когда один из штурмовиков хотел открыть дверцу, быстренько угостила его сигаретой, он и забыл. – Она посмотрела в лицо Энно. – Но такие книги, пожалуй, не для тебя, дорогой, а? Признаться, после смерти мужа я тоже в этот шкаф почти не заглядывала. Хотя, может, оно и неправильно, политикой каждый должен интересоваться. Если бы все мы в свое время интересовались, не дошло бы до того, что сейчас творится по милости нацистов, так Вальтер всегда говорил. Да я-то всего-навсего женщина… – Она осеклась, заметив, что он толком не слушает. – Но вон там, внизу, несколько моих книжек, романы.

– Мне бы детективчик, про преступников и убийства, – попросил Энно.

– Такого тут, пожалуй, ничего нет. Хотя есть у меня вправду замечательная книжка, я ее много раз перечитывала. Раабе. «Хроника воробьиной улицы»[26]. Попробуй почитай, она тебя повеселит…

Но, заглядывая в комнату, Хета видела, что он не читает. Книга лежала открытая на столе, потом он отодвинул ее.

– Не нравится?

– Да как тебе сказать, сам не знаю… Там все люди ужас какие хорошие, даже скучно. Благочестивая книжка. Не для мужчин. Нашему брату нужно что-нибудь захватывающее, понимаешь…

– Жаль, – сказала она. – Жаль. – И поставила книгу обратно в шкаф.

Теперь, заходя в комнату, она всякий раз чувствовала раздражение – этот Энно сидел там и дремал, всегда в одной и той же расслабленной позе. А то и спал, положив голову на стол. Или стоял у окна, глазел во двор, насвистывая неизменно один и тот же мотивчик. Ей это ужасно действовало на нервы. Она всегда была деятельной, энергичной, до сих пор оставалась такой, без работы жизнь потеряла бы для нее всякий смысл. Больше всего ей нравилось, когда в магазине толпились покупатели, тут она готова была на части разорваться, чтобы каждому услужить.

А этот стоит себе, сидит, лежит и десять часов, и двенадцать, и четырнадцать и ничего не делает, ни-че-го! Лодырничает весь день напролет! Что с ним не так? Спит он достаточно, ест с аппетитом, нехватки ни в чем не испытывает, но не работает! Однажды терпение у нее лопнуло, и она раздраженно сказала:

– Ты бы насвистывал хоть иногда что-нибудь другое, Энно! Уже шесть-восемь часов кряду свистишь: «Девчонкам маленьким пора в постельку…»

Он смущенно засмеялся.

– Действует тебе на нервы? Ну, можно и что-нибудь другое. Как насчет «Хорста Весселя»[27]? – И он засвистел: «Высоко знамя реет над отрядом, штурмовики чеканят твердый шаг…»[28]

Не говоря ни слова, она вернулась в магазин. На сей раз не просто раздраженная, но всерьез обиженная.

Но обида прошла. Хета Хеберле была незлопамятна, вдобавок Энно тоже осознал, что допустил оплошность, и удивил ее, смастерив ей новую лампу над кроватью. Он и такое умел, при желании он много чего умел, только желания большей частью не испытывал.

Кстати, комнатное заточение быстро закончилось. Вскоре Хета убедилась, что никакие соглядатаи возле дома действительно не шныряют, и Энно стал вновь помогать ей в магазине. Правда, на улицу ему пока что выходить не разрешалось – вдруг кто из знакомых его увидит. Но помогать в магазине – это пожалуйста, к тому же он оказался весьма полезным и ловким. А она, заметив, что однообразная работа быстро его утомляет, поручала ему теперь то одно, то другое.

Через некоторое время она допустила Энно и к обслуживанию покупателей. Тут он справлялся хорошо, был учтив, находчив, порой даже остроумен на свой сонный лад.

– Повезло вам с помощником, госпожа Хеберле, – говорили старые покупатели. – Родственник, наверно?

– Да, кузен, – лгала Хета, счастливая, что Энно похвалили.

Однажды она сказала ему:

– Энно, сегодня мне бы надо съездить в Далем[29]. Ты ведь знаешь, там закрывается зоомагазин, потому что хозяина, Лёбе, призывают в вермахт. Я могу купить его запасы. У него их очень много, и для нас они стали бы большим подспорьем, с товаром-то сейчас все хуже. Как думаешь, ты справишься один в магазине?

– Само собой, Хета, само собой! В два счета справлюсь. Тебя долго не будет?

– Ну, поеду сразу после обеда, но вряд ли успею вернуться до закрытия. Хочу еще к портнихе заглянуть…

– Конечно, загляни, Хета. Даю тебе увольнительную до полуночи. Насчет магазина не беспокойся, все будет в полном порядке.

Он проводил ее до метро. Обеденный перерыв, магазин закрыт.

Когда вагон тронулся, она все еще улыбалась. Жизнь вдвоем все-таки совсем другое дело! Как чудесно трудиться сообща. Только тогда чувствуешь вечером подлинное удовлетворение. И он старался, явно старался ей угодить. Старался как мог. Конечно, ни работящим, ни даже старательным его не назовешь, на сей счет она не обманывалась. Если считал, что слишком забегался, он мог преспокойно уйти в комнату, сколько бы народу ни толпилось в магазине, и оставить ее за прилавком одну. Порой после долгих и тщетных окликов она находила его в подвале: мужик дремал, сидя на краю ящика с песком, ведерко стояло рядом, а она уже битых десять минут дожидается, когда он принесет песок!

Он вздрагивал, когда она прикрикивала: «Энно, ты что тут застрял? Не дозовешься!»

Энно вскакивал на ноги, как испуганный школьник. «Задремал маленько, – смущенно бормотал он и принимался не спеша наполнять ведерко. – Сейчас приду, босс, больше такое не повторится».

Подобными шуточками он пытался ее умаслить.

Нет, звезд с неба Энно отнюдь не хватает, это она себе уже уяснила, но старается, как может. И вполне симпатичный, вежливый, обходительный, ласковый, заметных пороков вроде бы не имеет. Курит многовато, но это она ему прощала. Ведь и сама иной раз не прочь покурить, когда расслабится…