– Но взять мальчика под опеку, тем не менее, вы решили быстро, – усмехнулась Белова.

– Здесь ситуация другая, – развел руками Булгаков. – А я приехал специально к вам с надеждой договориться.

– О чем? – зашуршав оберткой конфеты, поинтересовалась Барыня, уже зная ответ.

– Нас очень интересуют родители Вика Волховского.

– Я ведь уже говорила, что никакой информации давать не намерена, – покачала головой настоятельница. – Мало того, что Мамоновы годами изводят меня, так еще и Булгаковы включились в эту малоприятную игру. Вы взяли в свой Род мальчика с весьма специфическими умениями, и кажется, рады этому обстоятельству. Зачем вам нужно копаться в прошлом?

– Чтобы в будущем моя семья не пострадала, – тут же ответил Иван, с хрустом ломая сушку. – Чтобы была гарантия безопасности для мальчишки. Меня не Дар его пугает, а неизвестные проблемы, которые обязательно возникнут на его пути.

– Не обязательно они будут связаны с Даром.

– В большей мере – будут, – уверенно ответил Булгаков. – Сейчас Вик ходит в элитную гимназию, общается с детьми из знатных Домов, постепенно обретает уверенность. Моей жене мальчишка нравится, что уж душой кривить. Да и мой родной дед снисходителен к его забавам. А характер у него весьма тяжелый. Вредный старик, честно.

– К сожалению, Иван Олегович, ваш рассказ не разубедит меня в моем решении, – Белова покачала головой с аккуратной прической. Отставив мизинец, она поднесла к губам чашку с чаем.

Ее больше всего беспокоило нахождение в комнате мага, с которым пришел Булгаков. Степан сидел тихо, попивая чай с печеньем, и просто слушал разговор, не перебивая своего хозяина. Господа, судя по всему, что-то задумали. Сначала Белова подозревала, что ею пытаются манипулировать, но никаких воздействий на свой разум не замечала. Тогда что? Царапнула мысль, насколько же она поступила дальновидно, забрав письмо из кабинета. Или показать его? Как же плохо, что никому довериться нельзя! Запрет на распространение личной информации исходит от Попечительского Совета. До восемнадцати лет воспитанник детского дома находится под защитой. Пусть Булгаковы ждут, не переломятся.

Уделив еще полчаса гостям, тщательно расспрашивая о Волховском, Марья Дмитриевна встала и с сожалением сказала, что ее ждут в городском управлении Попечительского Совета. Гости откланялись и покинули кабинет.

Во дворе приюта Иван повстречал мага Забиякина. Казалось, тот специально стоял возле ворот и ждал, когда появится Иван Олегович.

– День добрый, – приветливо поздоровался покалеченный маг. – У вас не найдется время для разговора?

– О чем вы хотели поговорить, любезный эээ… Мирон Афанасьевич?

– Помните мое имя, – улыбнулся Забиякин. – Хорошая память, Иван Олегович.

– Не жалуюсь, – сухо произнес Булгаков, выходя за ворота приюта. Маг Степан слегка придержал шаг, чтобы не вслушиваться в разговор. – Да и не так много времени прошло с последней встречи. Я вас слушаю…

– О Волховском речь. У меня есть информация по нему. Она вас интересует, кажется? Или я ошибся адресатом?

– Садитесь в машину, – не оглядываясь, Булгаков нырнул в салон, а следом за ним влез Забиякин. Хлопнув по плечу водителя, Иван приказал: – Сходи, погуляй, воздухом подыши. И Степана с собой прихвати.

– Слушаюсь, – водитель покинул машину.

– Говорите, – повернулся Иван к магу, внутренне содрогаясь от вида обожженного лица. Вроде бы не первый раз встречаются, а вот привыкнуть никак не может.

– Вы приехали с целью заполучить информацию про Волховского, – неторопливо произнес Мирон Афанасьевич. – Не стоит об этом просить Белову. Она женщина осторожная, боится вас.

– Какая в том причина?

– Письмо, пришедшее недавно на ее имя. В нем одна дама очень подробно описывает проблему, приведшую Викентия в приютский дом.

– Где это письмо? – навострил уши Булгаков.

– Надежно спрятано. Вы его не найдете. Но я могу рассказать его содержание, если дадите слово дворянина, что ни при каких обстоятельствах имя Беловой не всплывет в разговорах. Женщина боится, потому что стала носительницей неприятной тайны.

– Даю слово дворянина, могу даже кровью поклясться, – твердо ответил Булгаков.

– У меня с собой нет необходимых амулетов, – покачал головой Забиякин. – Я готов поверить вам на слово, Иван Олегович.

Он постучал пальцами по спинке переднего кресла, как будто собирался с мыслями. Иван затаил дыхание, приготовившись слушать откровение инструктора-физрука. Но на всякий случай спросил:

– Вы позволите мне сделать запись на магический кристалл?

– Увы, Иван Олегович, придется воспринимать на слух. Я не хочу, чтобы любая задокументированная информация появилась на свет. Ваш кристалл я нейтрализовал сразу же, как только подошел к вам. Извините.

– Что ж, я готов слушать.

– Письмо я искал сознательно, зная о его содержании из беседы с Беловой. Но я хотел лично узнать содержимое, чтобы правильно расставить акценты, нащупать ниточки, понять контекст произошедшего. Проникнув в кабинет настоятельницы, я обнаружил письмо, прочитал и запомнил. На следующую ночь письмо пропало. Проверял специально, насколько Белова осторожна. Полагаю, она перепрятала компромат. Но ближе к делу… Четырнадцать лет назад на порог Новгородского приюта подкинули корзинку с ребенком, о котором ничего не было известно. Разве что вышитое на пеленке имя Викентий, не дающее никакого представления, кто он, из чьей семьи, сирота или бастард. Лишь недавно стало известно, что Вик является сыном Георгия Яковлевича Мамонова. Мать – урожденная дворянка Аксинья Федоровна Гусарова, третья жена Мамонова.

Иван про себя выругался. Он ожидал чего-то подобного, но подспудно мечтал, чтобы Вик не был кровным родственником влиятельной семьи.

– Когда мальчик родился, у него была очень выраженная искра. В чем заключался Дар, в письме не сказано, – продолжил Забиякин, уловил перемену в настроении Булгакова. – Но однажды произошел несчастный случай. Искра погасла. Неожиданно и вдруг. Представляете состояние отца? Он ведь рассчитывал, что наследник станет сильным одаренным… Аксинье Федоровне стало известно о разговоре, произошедшем между мужчинами Рода. Главное подозрение падало на мать мальчика. Якобы она согрешила с кем-то, что неблагоприятно сказалось на ее возможности передавать наследственную искру своим детям. Старейшина Рода высказался радикально: от мальчишки нужно избавиться, чтобы в будущем его дефект не стал причиной конфликта между Мамоновыми и Родом невесты. Ну и защита одаренных наследников стояла не на последнем месте. Остальные, к их чести, постарались обелить женщину и отстоять ее ребенка. Самым лучшим решением посчитали отдать его в Ленский приют и следить за ним на протяжении нескольких лет. Если искра появится, его можно забрать обратно. Но Аксинья Федоровна посчитала, что угроза жизни сыну весьма нешуточная, и решается на побег.