Когда в шестьдесят шестом его и еще нескольких членов «Асгарда» отправили в длительную экспедицию – вначале в Африку, а потом в Индокитай, – он поначалу был недоволен, считал, что это пустая трата времени и сил, но потом увлекся; грубые, примитивные и при этом очень действенные методики колдунов и шаманов восхитили его. Он сам ощущал себя колдуном и шаманом.

Многое удалось Антону Григорьевичу позаимствовать и для фармакологической практики.

В шестьдесят седьмом он присутствовал в Дагомее на принесении французского летчика в жертву духам одного из местных племен. То, что духов звали Марракс и Ллени, его не смутило. Зато очень понравились танцы и общая раскованная обстановка…

Пять лет спустя он был введен в Высший Совет «Асгарда». И приобщился Тайны.

Как оказалось, «Асгард» не был тайным обществом, орденом или чем-то подобным. «Асгард» был Асгардом. Без кавычек.

Конечно, не всем, не целым – а лишь частью, втиснутой в наш мир. Дверью, тамбуром…

По ту сторону двери шла война. Страшная затяжная война. Требующая все новых и новых ресурсов. Материальных и людских.

Было время, когда удавалось мобилизовать десятки тысяч человек в год: исчезали в туннелях эшелоны с зэками и переселенцами, которым никто не вел учета, или в какое-то прекрасное утро вновь прибывшие находили абсолютно пустой лагерь: ни контингента, ни охраны, ни даже собак… Но такие масштабные операции удавались лишь при сложном стечении обстоятельств. Как правило, вербовщики обходились партиями в десять-двадцать человек.

Это была, так сказать, рекрутчина. Вал.

Ценных специалистов работали штучно.

Для постоянного снабжения Асгарда горючим, техникой и всяческими запчастями требовалось создавать и поддерживать в стране хорошо организованный бардак. Впрочем, этим занимались другие – Антон Григорьевич лишь обеспечивал их необходимой машинерией и методиками.

Сам же он, имея в виду изменившуюся в обществе ситуацию, задумался о том, как обеспечить постоянный приток в Асгард свежей крови. Лучшим решением показалось ему: создать новую религиозную секту, члены которой навсегда исчезали бы для мира – вначале в переносном, а затем и в прямом смысле слова.

Так и начала свое существование «Шуйца Мороха»…

Рассвет Марков и Терешков встретили уже за Волховом. Не спалось. Водка так и качалась в бутылке, опорожненной едва на треть. За окном плыл лес, по пояс залитый туманом.

– Да, – сказал Марков, подпрыгивая на мягкой полке и теребя простыню. – Так бы вот всегда ездить…

– Ну! – развел руками Терешков. – А вот летать мне по-здешнему не показалось. Трамвай…

– Зато какие девочки, – возразил Марков. – На «Сопвиче» куда бы ты девочку дел?

– А толку? – сказал Терешков. – Видимость одна. Реальность, не данная нам в ощущениях.

– А Питер красивый, – сказал Марков.

– Да, Питер… Питер…

И Терешков надолго задумался.

В это же время на монументальном столе Хасановны противно забрякал старинный телефон.

Трубку сразу взял Крис. У Хасановны пока были другие дела. Она делала настоящий наркомовский чай.

– «Аргус».

– Кристофор Мартович?

– Да.

– Это Панкратов. Как договаривались…

– Я жду. Заходите.

– Я забыл предупредить… Если те ребята… на мотоциклах…

– Разумеется, нет. Что я, ничего не понимаю? Второй ураган мне не нужен.

Панкратов чуть помедлил:

– Вы страшный человек, Кристофор Мартович. Вам этого еще не говорили?

– Мужчины – нет. Ладно, не засоряйте эфир. Жду.

Коломиец потер свои огромные кулаки.

– Слушай, Крис, – сказал он, понизив голос. – Как, по-твоему, у Ирки с Иваном – серьезно?

– Что? – не понял Крис.

– Ну, так это… любовь же у них…

Крис пристально посмотрел на него.

– Ты думаешь?

– А то ты сам не видишь.

– Н-нет… вроде бы. Я как-то…

– Иван – хороший мужик, – сказал Коломиец. – Но ведь бабник же. Рассказывал он, как ауру-то прочищают… А Ирка – порох. Представляешь, чем все может кончиться? Я даже Григорию боюсь говорить…

– Да, – сказал Крис. – Кончиться может… а может и не кончиться. Как повезет. Не знаю.

Он явно думал о чем-то другом и говорил о другом.

– За Ирку-тян не нужно беспокоиться, – негромко сказал доселе молчавший барон. – Она получила правильное воспитание.

И все посмотрели на закрытую дверь, за которой лежал раненый доктор и сидели возле него дед с внучкой…

– А кто бомбу-то заложил? – вспомнил вдруг Коломиец. – Или не понял?

– Мелькнуло что-то вроде бы… но не разобрал, – сказал Крис, а сам помахал перед губами пальцем. Коломиец кивнул.

Сработал детектор металла, и тут же позвонили в дверь: коротко и уверенно. Охранник – сейчас им был Фантомас – открыл дверь. Напарница его, Нина-Впотьмах, прозванная так за необыкновенно острое сумеречное зрение, пряталась в нише позади вешалки для одежды. В руках ее был «ремингтон», с которым она умела управляться артистически.

Впрочем, предосторожности такого рода оказались излишни: Панкратов в дверях оглянулся, сказал: «Ждите в машине» – и шагнул в приемную, шутливо подняв руки.

– Простите, белый флаг забыл…

Крис вежливо поднялся, указал на мягкий «гостевой» стул:

– Присаживайтесь, Илья Кронидович. Поудобнее.

– Хотите сказать, что разговор будет долгий? Не хотелось бы, ей-богу. Можем вырулить не туда. Давайте лучше начнем с конца. Вы – победили. Признаю. Готов подписать акт капитуляции. С аннексиями и контрибуциями. В обмен на одного моего сотрудника, который слишком увлекся дикарской чертовщиной, и на предмет, который дорог мне как память.

– Какой предмет? – спросил Крис.

– Кадуцей.

– Это такой жезл со змеями? А почему вы решили, что он у нас? Я видел его в руках Ешидегея…

– Эшигедэя.

– Не могу запомнить. Бесполезно. Да. А потом начался ураган… и все.

– Та-ак… Не хочу вам не верить. Тогда: найти вы этот предмет беретесь?

– Мы еще не договорились по первому вопросу. Я хочу, чтобы Ященко понес соразмерное наказание за свои преступления.

– Хм. Соразмерное… Соразмерными были бы только вечные муки.

– Допустим. И второе: то же самое относится к Еши… черт, как его там?..

– Вообще-то он отзывается на Эда. Можете не ломать язык… Все это очень сложно. Я вас понимаю: вашего знакомого зарезали, как какую-то свинью; ваш друг, пытавшийся наказать убийц, погиб сам. Но, но, но… А если бы они погибли, перебегая железную дорогу, вы бы стали требовать наказания путевому обходчику? А если бы – в этом урагане, вызванном глупыми действиями хороших, но недалеких ребят? Виноват ли в ваших глазах обыватель, из окна которого вырвало раму – и стеклом посекло ваших друзей? Здесь примерно то же самое: их зацепило – случайно – машиной, которая запущена давно, которая трудноуправляема и которая… да, бывает временами опасна. Но ведь в этом мире опасно все. Сколько людей погибает в ваннах. Что же теперь, карать кочегаров, которые греют воду?