Наконец Джеймс достал из нагрудного кармана записку и молча протянул ее Софи через стол.

– Я хотел бы знать, что это значит? – холодным тоном спросил он после паузы.

Читая записку, Софи чувствовала, как кровь с шумом движется в ней от ног к голове, а потом задрожал затылок.

– Где ты это взял?

– На подушке в комнате Пьера Биле.

– Когда?

– Сейчас.

– И почему ты думаешь, что я знаю, в чем тут дело?

– Почерк весьма похож на твой, не правда ли?

То, что несколько минут назад было просто волнением, превратилось в настоящую ярость, но Софи постаралась говорить спокойно.

– Ты думаешь, что это я писала письмо? – спросила она, делая ударение на слове «я».

– Лучше скажи сама.

– Разумеется, нет. Я никогда не написала бы такое письмо другому мужчине.

– Но как я могу быть уверен в этом? Мы знаем друг друга не так долго. Если говорить честно, мы вообще почти ничего не знаем друг о друге.

Как это было ей знакомо! То же самое он говорил в ту ужасную ночь, когда объяснял, что не намерен был любить ее. Тогда он выглядел таким же холодным и бесчувственным, как и сегодня, и таким же был его взгляд, откровенно говоривший о том, что ему совершенно все равно, любит она его или ненавидит.

– Если ты все еще не узнал меня настолько хорошо, чтобы не сомневаться во мне, то знай – я невероятно разочарована! – Софи поднялась, намереваясь уйти.

– Подожди, – Джеймс тоже поднялся, – разговор еще не окончен. Пожалуйста, присядь.

Софи нехотя вернулась к своему стулу, и Джеймс, дождавшись пока она сядет, сел сам.

– Итак, что ты делала в его комнате? Только не говори мне, что проверяла чернильницы...

– Выходит, ты это уже выяснил?

– Мне с самого начала показалось, что ты что-то скрываешь, и я зашел к Пьеру, чтобы избавиться от подозрений. К сожалению, все вышло как раз наоборот.

Софи взяла записку и еще раз прочитала ее.

– Уверяю тебя, я этого не писала. Этой записки не было на подушке, когда я находилась в комнате, иначе я бы заметила ее.

– Но ты так и не потрудилась объяснить мне, зачем тебе нужно было заходить к этому Биле.

Софи молчала. Да и что она могла сказать? Марион доверилась ей, и если она сейчас расскажет все Джеймсу, он в ярости кинется к матери, а этого никак нельзя допустить, иначе все надежды на хорошие отношения в семье, без сомнения, рухнут.

– Джеймс, я действительно не знаю, кто автор этого послания. Это мог быть кто угодно, и хотя почерк похож на мой, записка написана не моей рукой. Я могу только умолять, чтобы ты мне поверил.

– Хорошо, я верю тебе. А теперь скажи мне, что ты делала в комнате Пьера?

Неожиданно глаза Софи наполнились слезами. Джеймс не только заставлял ее сказать то, чего она не хотела говорить, но делал это так, словно никогда и не питал к ней каких-либо чувств, а только использовал ее тело для получения кратковременного удовольствия. Как она теперь жалела, что в свое время не поверила ему!

Слезы потекли у нее по щекам, и Софи вытерла их, презирая себя за проявленную слабость перед лицом человека, отвергавшего всякие эмоции. Она проглотила ком, стоявший в горле, голос ее дрожал, когда она сказала:

– Ты прав. Я солгала, когда говорила о чернильнице. – Почувствовав его напряжение, Софи усилием воли заставила себя продолжить: – Но это не самое худшее. Есть еще кое-что. Некто доверил мне секрет, но я не могу рассказать тебе о нем и предать того, кто мне доверился. Я могу лишь пообещать, что постараюсь вести себя правильно и найду способ открыть тебе этот секрет, как только представится возможность.

Тяжело поднявшись, Джеймс подошел к камину и оперся рукой на мраморную каминную полку.

– Тот, кто доверил тебе этот секрет... это она написала письмо? – спросил он, стоя спиной к ней.

Софи пожала плечами:

– Честно говоря, я не знаю.

– Впрочем, если это писала не ты, автор записки меня совершенно не интересует.

Эта фраза могла бы успокоить Софи, если бы в голосе ее мужа не прозвучала угроза. Он снова пытался дать ей понять, что она принадлежит ему, и никому другому.

Неожиданно Софи вспомнилась история про герцогиню, которая выбросилась из окна ее комнаты. Эта женщина не выдержала тяжести внутренних оков. Неужели то же ждет и ее, если она будет продолжать вызывать недовольство своего мужа?

– Я не буду настаивать на том, – продолжал Джеймс, – чтобы ты предала доверившегося тебе человека, но ты должна знать, что если этот секрет каким-либо образом затрагивает меня, тебя или мою семью, я буду действовать быстро и решительно, чтобы погасить огонь, совершенно не принимая во внимание то, что твой друг будет чувствовать себя обманутым. Ты достаточно хорошо поняла меня?

Да, она все поняла. Поняла, что их изумительные, полные наслаждения ночи кончились и Джеймс не простит ее, если, как проснувшийся дракон, страшная скандальная правда выйдет наружу.

К четырем часам дня все гости, включая Пьера Биле, разъехались, и теперь обед проходил, как обычно, в узком семейном кругу. Даже Мартин говорил мало и совсем не грубо. По мнению Софи, он был очень похож на молодых людей его возраста, которых она когда-то знала: они тоже были молчаливы и сдержанны, когда начинали учиться светскому общению.

Джеймс тоже молчал, но, вероятно, совсем по другим причинам. Казалось, он хотел убедить Софи в том, что не сердится на нее, но и не испытывает к ней добрых чувств.

Несмотря на это, Софи, как всегда, радостно улыбалась, слушая рассказ Лили о том, как ей понравился охотничий праздник, а в особенности вечерние игры; тем не менее внутренне она была невероятно скована. Ей хотелось вернуть все назад и не заставлять Марион делиться с ней своим секретом, потому что эта тайна грозила разрушить ее брак и ее отношения с Джеймсом, которые пока были еще весьма хрупкими.

Поздно вечером Софи, сидя на постели, ожидала мужа, надеясь, что он все же придет, но, видимо, Джеймс решил иначе. Она не слишком удивилась этому, помня тон, которым он с ней говорил, и то, чем закончился их разговор.

В какой-то момент Софи подумала о том, чтобы пойти к мужу в комнату и все выяснить, но что она могла ему сказать? И чтобы развязать этот узел, сначала ей необходимо было поговорить с Марион. Погасив лампу, Софи легла, твердо решив, что с утра пойдет к вдовствующей герцогине и еще раз попытается уговорить ее рассказать все сыну.

Несколько ударов в дверь, прозвучавшие с короткими интервалами, разбудили Софи, и она с бьющимся сердцем села в кровати, натянув одеяло до подбородка.

– Кто там?