Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Или тайная борьба Сталина и Троцкого неожиданно ударила и по планам контрразведки.
Семнадцатого мая Стауниц поместил в той же газете свой ответ:
"…Ночью 13 апреля я, Эдуард Опперпут, проживающий в Москве с марта 1922 года, под фамилией Стауниц, и состоявший с того же времени секретным сотрудником контрразведывательного отдела ОГПУ (КРО ОГПУ), бежал из России, чтобы своими разоблачениями раскрыть всю систему работы ГПУ и тем принести посильную помощь русскому делу…
…Немедленно по прибытии на иностранную территорию я не только открыл свое прошлое, но в тот же день установил связь с соответствующими представителями ряда иностранных государств, чтобы открыть работу ГПУ и заручиться их поддержкой для разгрома ее агентур. ГПУ тотчас изъявило согласие на уплату мне единовременно 125.000 рублей золотом и пенсию 1.000 рублей в месяц при условии, что я к разоблачениям не приступлю. (Стауниц не написал, каким образом ГПУ узнало о его действиях за рубежом в первые дни после побега. — Авт.) Я дал на это мнимое согласие, дав гарантию соответствующим лицам, что все переведенные суммы будут мною передаваться организациям, ведущим активную борьбу с советским правительством. Двумя телеграммами ГПУ подтвердило высылку денег нарочным, однако они доставлены не были и, полагаю, что главной причиной этого были поступившие в ГПУ сообщения, что главнейшие разоблачения мною уже сделаны".
Стауниц-Опперпут отверг обвинения в предательстве и расстрелах и в свою очередь обвинил Лубянку в том, что там пытаются его дискредитировать, чтобы замять его разоблачения. Он заявил, что "Трест" был создан в январе 1922 года ответственным сотрудником КРО Кияковским. "Основное назначение данной легенды было ввести в заблуждение иностранные штабы, вести борьбу с иностранным шпионажем и направлять деятельность антисоветских организаций в желательное для ГПУ русло… Благодаря легендам, настолько значительные суммы из ассигнованных штабами на разведку попадали в ГПУ, что таковые не только дали возможность существовать КРО ОГПУ на хозяйственных началах, но и уделять некоторые суммы дезинформационному центру Разведупра, которое фабриковало передаваемые иностранным штабам военные, политические и экономические осведомительного характера материалы"…
В записках перебежчика Стауница-Опперпута было столько поразительных сведений, что ему трудно было не поверить. Читая их, Кутепов испытывал бешенство и бесконечную горечь. Его обманули! Обманули, сыграв на самом душевном, что только есть у человека, — на его любви к родине. Ему приходила в голову обезоруживающая мысль: надо ли продолжать? На что надеяться, если у них нет ничего святого, если они всегда, когда будет выгодно, сменят обличье и обманут любого? Сегодня они выдают себя за русских патриотов, завтра предают православных, чтобы войти в доверие к Турции, послезавтра поднимают над пропастью андреевский флаг, чтобы заманить всех простодушных.
Когда он посылал своих людей в Россию, он верил, что там всегда найдется опора. Но где же она?
Раньше был православный царь и христианская держава, в которой ни одному народу не было тесно. Кутепов со своими молодыми офицерами надеялись, что русская душа сохранила память о прежних формах своей государственной жизни. Он понимал, что без народной памяти и государственной защиты душа исчезнет, превратится в оболочку любого "Треста", какой только ни создадут власть предержащие. И его охватывал ужас пострашнее того, испытанного на японской войне, когда он карабкался по скользкому склону сопки под ружейным огнем. Сейчас на него дохнула преисподняя.
Как быть?
В том жестоком апреле 1927 года Кутепов пишет в письме капитану Келлеру: "Генерал Витковский сейчас в Ницце в поисках работы… Генерал Туркул в Софии, живет, как и громадное большинство русских, в очень тяжелых материальных условиях, но отнюдь не падает духом…" (Разрядка наша. — Авт.)
В начале года в поле зрения Кутепова попала аналитическая работа "За нас ли время?", отложившаяся затем в его архив. Ее идеи он не мог не разделять. Более того, не исключено, что она и была написана в результате своеобразного социального заказа, идущего от генерала. Она отвечала на этот жгучий вопрос "Как быть?"
"Общие соображения. "Время работает в нашу пользу", — говорят многие противники большевиков.
Действительно, раз мы признаем, что коммунистический режим осужден историей и коммунистические принципы по меньшей мере вредоносны для здорового развития любого государства или народа — мы должны допустить, что в общем время работает против нынешних коммунистических владык России.
Однако надо глубоко проанализировать эту мысль, а не успокаиваться, как это делают многие, на том, что время само сделает все за нас. Такой фаталистический оптимизм был бы вдвойне неправильным. Во-первых, политика вечного выжидания и складывания рук у тех, которые должны и могут быть активными борцами с коммунистическим строем в России, уже сама по себе является фактором в пользу этого строя. Во-вторых, из того положения, что время действует не в пользу большевиков, неправильно делать вывод, что оно действует в пользу национальной России. Напротив, надо ясно осознать, что пока коммунисты у власти, время действует против них и против России".
В этой статье выражались кутеповские взгляды на историю. Он должен был бороться дальше, несмотря на страшный удар, нанесенный ему Лубянкой. Пусть против него стояла неодолимая сила. Пусть он был обречен. Пусть "Трест" запятнал его имя. Но он жив, и его цель ясна.
Герой Галлиполи не мог опустить флаг.
На Кутепова накатила тяжелая волна критики, целью которой было задвинуть его в дальний угол эмигрантской жизни. Резко выступил Врангель, всегда враждебно относившийся к "Тресту". Он писал генералу Барбовичу: "С Кутеповым я говорил совершенно откровенно, высказав ему мое мнение, что он преувеличил свои силы, взялся за дело, к которому не подготовлен, и указал, что нравственный долг его, после обнаружившегося краха его трехлетней работы, от этого дела отойти. Однако едва ли он это сделает. Ведь это было бы открытое признание своей несостоятельности. Для того, чтобы на это решиться, надо быть человеком исключительной честности и гражданского мужества".
Можно понять Врангеля и даже его преувеличение насчет честности и гражданского мужества. Околпачили! Возможно, про себя он называл бывшего подчиненного словами и покруче, чтобы заглушить горечь.
Кутепов же стоял как скала. Он должен был ответить террором в России.
Мария Владиславовна была готова сделать первый шаг и погибнуть, но только не дать белому делу умереть. Именно погибнуть. У нее уже не осталось никаких иллюзий. Она прекрасно уяснила, что апатия советского обывателя в национальных вопросах и страх исключают всякие надежды на его поддержку. В лучшем случае с тобой согласятся и уклонятся от борьбы, в худшем — предадут. И некого здесь винить. С каждым днем ожидания Россия уходит все дальше и дальше.
Кутепов и Мария Владиславовна больше не обольщались ничем.
Как когда-то в начале германской войны раненый ротный командир, чтобы не сдаваться в плен, приготовил револьвер для прощального выстрела, так и они, генерал и женщина, были готовы…