— Ваша лошадь готова.

Они поскакали бок о бок по зеленым лужайкам, сначаланеспешно, потом во весь опор, и вскоре быстрая скачка и свежий осенний ветероквернули Уитни бодрость духа. Она словно очнулась от долгого и тяжелогообморока.

На опушке леса, где крутой откос вел к ручью, Клейтоннатянул поводья и спешился, а потом снял Уитни с седла.

— Прогулка пошла вам на пользу, — заметил он, одобрительнопоглядывая на вновь расцветшее румянцем лицо.

Уитни понимала, что он пытается сломать лед и вестидружескую беседу. Замкнутость не была присуща ее натуре, к тому же девушкапонимала, что ведет себя ужасно, но продолжала молчать, не в силах сказать нислова.

— Мне действительно лучше. Люблю верховую езду, — вымолвилаона наконец.

— А мне нравится наблюдать за вами, — признался он, когдаони подошли к берегу ручья. — Вы, несомненно, лучшая наездница из всех, кого явстречал.

— Благодарю, — Пробормотала Уитни.

Ее тревожный взгляд был устремлен на старый платан, одинокостоявший на холме у ручья; древние скрюченные ветви нависали как раз над темместом, где она лежала в его объятиях в день пикника. Это было последним местомна земле, где она желала бы находиться сейчас с Клейтоном. Он сбросил куртку иуже собрался расстелить ее на земле, там, где они ласкали друг друга впоследний раз, но девушка поспешно заверила его в том, что останется стоять, и,словно желая доказать, что не устала, отступила на шаг и оперлась плечом оствол платана.

Клейтон безразлично кивнул. Он отошел на два шага и,поставив ногу в сапоге на большой булыжник, принялся молча и бесстрастноразглядывать Уитни.

Впервые за все это время девушку поразила ужасная мысль:этот мужчина ее жених! Но ненадолго, заверила она себя, пока не вернется Пол иони не смогут осуществить задуманный ею план. Ну а до той поры нужно вести себякак можно осторожнее и пытаться выиграть время.

Узловатая кора дерева впивалась ей в плечи, а немигающийвзгляд Клейтона выводил из себя.

— Почему вы не взяли этого жеребца на скачки? — кивнув накаштанового скакуна, спросила Уитни, чтобы прервать напряженное молчание. — Онкуда резвее того, на котором вы ехали.

Выбранная ею тема, казалось, позабавила Клейтона.

— Ваш вороной слишком быстро устал, когда я скакал на нем вдень пикника. Пришлось взять гнедого, потому что он примерно равен вашему порезвости и выносливости, и, кроме того, я хотел дать вам равные шансы выиграть.Возьми я этого зверя, вы не успели бы оглянуться, как остались бы позади. Сдругой стороны, если бы я оседлал гораздо худшего коня, чем ваш, победадосталась бы вам слишком легко, а это совсем не интересно.

Несмотря на ужасное настроение, губы Уитни чуть раздвинулисьв улыбке.

— О, нет, я бы наслаждалась вашим поражением, реши выскакать даже на козле!

Клейтон, усмехнувшись, покачал головой:

— За все три года, что я знаю вас, вы не перестаете меняудивлять.

Уитни подозрительно сузила глаза:

— Три года? Но как это может быть? Три года назад я толькопоявилась в свете.

— Впервые я увидел вас в шляпной лавке вместе с леди Энн.Хозяйка пыталась навязать вам невыносимо уродливую шляпу, украшеннуювиноградной лозой и ягодами, и убеждала при этом, что стоит надеть ее напрогулку в парке, и все джентльмены будут падать к вашим ногам.

— Не помню, — нерешительно покачала головой Уитни. — Якупила шляпу?

— Нет. Вы объяснили владелице, что если джентльмены и падутк вашим ногам, то лишь по тому, что попытаются избежать укусов разъяренныхпчел, которые, несомненно, начнут роиться вокруг блюда с фруктами, стоящегопочему-то на женской голове.

— Весьма похоже на мои высказывания, — призналась Уитни,смущенно играя перчатками. Она почти поверила, что в голосе Клейтона звучаластранная нежность, и это ей льстило. — Именно тогда вы решили… э-э-э… узнатьменя получше?

— Конечно, нет, — поддразнил он. — Я был счастлив, чтоименно шляпнице, а не мне пришлось выдержать гневное сияние этих зеленых глаз.

— А что вы делали в шляпной лавке? И не успели слова слететьс языка, как Уитни была готова откусить свой глупый язык! Ну что он мог делатьтам, кроме как не ждать очередную любовницу?

— Вижу по вашему лицу, что вы сами нашли ответ, — откровеннозаметил он.

Подавив неуместное раздражение из-за того, что он посмелвойти в лавку с другой женщиной, Уитни спросила:

— А мы встречались снова? Я имею в виду до маскарада?

— Той весной я иногда видел вас, обычно на прогулке в парке.А потом год спустя, на балу у Дюпре.

— Вы были один?

Вопрос сорвался сам собой, и Уитни в ярости стиснула кулаки.

— Вовсе нет. Впрочем, как и вы. Собственно говоря, вы былиокружены поклонниками — жалкими сопляками, насколько я припоминаю.

Уитни наградила Клейтона негодующим взглядом, но тот лишьвесело хмыкнул.

— Совершенно нет причин так злиться на меня, миледи. Вы тожетак считали. Позже, тем же вечером, я сам слышал, как вы заявили одному из них,едва не упавшему в обморок от счастья обонять аромат ваших перчаток, что, еслизапах мыла так действует на него, он либо душевнобольной, либо просто давно немылся.

— Я не способна на подобную грубость, — запротестовалаУитни, неловко поеживаясь при обращении «миледи», словно она уже была его женойи герцогиней. — Этот молодой человек казался всего лишь глупым и не заслужилтакого отпора, и…

Но тут же забыв, что собиралась сказать, Уитни уставилась впространство, пытаясь вспомнить молодого неудачника:

— У него, кажется, была мелкая, семенящая походка?

— Поскольку меня гораздо больше интересовало ваше лицо, чемего ноги, не могу сказать, — сухо ответил Клейтон. — А в чем дело?

— Теперь вспомнила, почему сказала это, — выдохнула девушка.— Потому что, наблюдая эти мельтешащие шажки, думала о том, как он мненеприятен. А потом обернулась и увидела высокого темноволосого мужчину,стоявшего в дверях и улыбавшегося, будто вся сцена ужасно его забавляла. Этобыли вы! — охнула она. — Вы шпионили за мной!

— Не шпионил, — поправил Клейтон — Просто готовилсяпредложить помощь несчастному одурманенному любовью бедняге на случай, если вынасмерть пораните его своим острым язычком.