Но сейчас уже слишком поздно размышлять над этим.

Наконец мы доходим до входа в универмаг. Модель отстраненно улыбается нам. Она протягивает нам купон, но в отличие от всех остальных, я отхожу и не смею прикоснуться к нему. Так же поступают и Хидео с Рошаном.

Ее улыбка исчезает. Тревожный знак. Вдруг посетители вокруг начинают приближаться к нам на пугающей скорости.

– Он нашел нас, – бросает Хидео через плечо. – Поспешите! – Он хватает меня за руку и тянет вперед. Рошан тоже бросается бежать.

В противоположном конце этажа мерцает дверь, и мы спешим к ней. Немые прохожие с пустыми лицами продолжают бежать за нами.

Хидео добирается до двери и толчком открывает ее. Мы забегаем внутрь. Последнее, что я вижу, это бесчисленные лица, решительно приближающийся к нам. Затем я захлопываю дверь, оставляя их позади.

Я вся дрожу. Хэмми больше нет. Эшера больше нет. И если мы не доберемся до конца как можно скорее и не вернем разум Ноля Сасукэ, они могут никогда и не очнуться.

После странного безмолвия в иллюзии Сибуи, эта улица кажется такой спокойной, что в ушах звенит от тишины. Ее освещают лишь уличные фонари и золотисто-желтый свет из окон домов.

Это улица, на которой живут родители Хидео, но ночью все кажется другим. Вокруг нас плавает легкий туман. Дыхание Хидео вырывается в виде пара.

– Это до того, как папа посадил ель во дворе перед домом, – говорит он тихим голосом. – И дверь другого цвета.

Я это помню. Когда я посещала его дом, дверь была темно-красного цвета, но в Воспоминании Хидео дверь была голубой. И сейчас она такого же цвета.

Хидео колеблется, словно боится подойти ближе. Это кошмар, в ловушке которого он находится. Ноль так же когда-то воспользовался моим худшим Воспоминанием против меня.

Рошан направляется к дому.

– Эми, – говорит он тихо, – вы с Хидео держитесь позади. У меня есть щиты, так вы будете в большей безопасности. Несомненно, и здесь нас ждут роботы-охранники.

Хидео качает головой и делает шаг вперед.

– Присмотри за Эми, – отвечает он, а потом взмахивает рукой. Появляется сетка меню. – Я неотъемлемая часть этой сцены и легко затеряюсь в ней. Ноль не найдет меня.

Мы подходим к дому. Приблизившись, я слышу внутри шум приглушенных голосов, узнаваю тихий голос матери Хидео и низкий бас его отца. Хидео подходит к дому, открывает дверь и заводит нас внутрь.

Это теплое, уютное место, такое же аккуратное и чистое, как я и помню, – только здесь нет скульптур, которые позже сделает отец Хидео в память о Сасукэ. В действительности тут много портретов Сасукэ на стенах, фотографии его и Хидео с родителями. Скорее всего, это Воспоминание тех времен, когда он был еще дома.

– Хидео-кун!

Мы одновременно поворачиваемся, услышав голос матери Хидео. Она резко отличается о той, которую я видела лично, – здесь она похожа на солнце, а не на тень, с прямой спиной и ярким блеском в глазах, на ее губах веселая и жизнерадостная улыбка. Больно видеть ее такой до исчезновения Сасукэ.

Рядом со мной Хидео делает инстинктивный шаг к ней, но заставляет себя остановиться, сжимая кулаки. Он знает, что это иллюзия.

Пол под нами на мгновение сотрясается. Рошан опирается о стену и обменивается тревожным взглядом с Хидео. Хидео уже знаком показывает нам отступать.

Мать Хидео останавливается и хмурится при виде сомневающегося сына.

– В чем дело? – говорит она, я читаю перевод. Она оглядывается на кухню, подзывая кого-то. – Иди помоги брату.

Я удивленно моргаю. И тогда мать Хидео исчезает, словно ее там никогда и не было. Хидео наблюдает, как из кухни появляется человек – не Сасукэ, а Ноль. Его черные доспехи блестят в приглушенном свете, когда он слегка наклоняет голову. Под нами земля сотрясается все сильнее.

Он смотрит прямо на Рошана, потом на Хидео, а затем на меня.

– Вот вы где, – говорит он низким и холодным голосом.

Он не должен видеть нас за кодами, не прикоснувшись к нам – мы должны быть невидимыми для него. Но вот он или какая-то его оболочка, прокси. Чем бы он ни был, он знает, что мы здесь.

– Дом, – внезапно бормочет Хидео, и я тут же все понимаю. В этот раз ловушкой был весь дом, и мы все втроем открылись, как только зашли внутрь.

Ноль поворачивается к брату. А потом бросается вперед.

Рошан реагирует раньше меня. Он поднимает скрещенные руки, и сияющий голубой щит поднимается защитной аркой перед ним и Хидео. Ноль врезается в него – сила удара разрубает щит пополам. Ноль хватает Рошана за горло и с силой бьет о стену.

Рошан вскрикивает, сопротивляясь. Я бросаюсь к Нолю, чтобы оттащить его, но Хидео хватает меня за запястье.

– Сасукэ, – яростно и хрипло кричит он. – Остановись.

Ноль бросается взгляд на Хидео.

– Я знаю, почему вы здесь. Знаю, что вы ищете. – Он роняет Рошана и тот падает на пол, держась за горло.

Я бегу к нему, но Рошан вскидывает руку, предупреждая меня держаться подальше. Он уже замирает, его глаза становятся пустыми и лишенными эмоций. Его рука медленно опускается. Когда это происходит, мир вокруг меня быстро вспыхивает Воспоминанием.

Рошан ждет в больничной палате, в которой лежит Тримейн, подключенный к куче проводов. Голова Рошана лежит на его руках, локти тонут в кровати. В одной его руке лежат чётки, и теперь он неосознанно проводит большим пальцем по каждой бирюзовой бусинке. Его темные кудри в диком беспорядке – свидетельство того, что он, переживая, взъерошивал их.

Мой взгляд возвращается к Тримейну. Его рана выглядит так же, как я помню, голова все еще перемотана бинтами. Рядом, в соседней комнате, другие «Всадники» и «Демоны» наконец прощаются на ночь и выходят на лестницу.

Это Воспоминание того вечера, когда я ушла из больницы и отправилась на встречу с Хидео.

В комнате тихо, помимо регулярного биения пульса на мониторе. Присмотревшись к Рошану, я вижу, что он сжимает в кулаке скомканную бумажку. Это список наспех записанных дат, которые наступят через несколько дней, одна за другой – контрольные приемы, дополнительные операции и физическая терапия. Возможно, это план лечения Тримейна, даты, когда Рошан планирует находиться здесь, в этой комнате.

Сначала мне кажется, что Тримейн все еще без сознания, но потом его потрескавшиеся губы слегка приоткрываются. Рошан поднимает взгляд от своих рук и встречается с глазами Тримейна под слоем бинтов. Оба смотрят друг на друга и обмениваются кривыми улыбками. Теперь я вижу, как опухли и отекли глаза Рошана, а под ними залегли темные круги.

– Ты все еще здесь, – хрипло говорит Тримейн.

– Вот-вот собираюсь уйти, – отвечает Рошан, хотя я понимаю, что он несерьезно. – Эти стулья – самые неудобные, на которых я когда-либо сидел.