Да нет, все на месте. Интерьер прежний. Мадам все та же. Правда, седину она скрыла под париком иссиня-черного цвета. И ей это шло, как ни странно, и лет не добавляло, как раз наоборот. И переоделась она очень удачно – в костюм василькового цвета. И это тоже ее красило.

– Ух ты! – выдохнул он, не совсем вежливо, в упор, рассматривая эти перемены.

– Что – ух ты? Снова вы?! – Она узнала его и скрыть это не попыталась даже.

– Здорово! – Он неуверенным движением повел рукой в воздухе, обрисовывая женский силуэт. – Все это – здорово!

– Спасибо, конечно, но… Но это ничего не меняет, – предупредила она, откидываясь на спинку своего кресла.

– Вы не правы. – Белов шагнул к ее столу, развернул стул для гостей, с тяжелым вздохом на него уселся. – Это меняет все! В прошлый раз я подумал, что вам уже за сорок, и хорошо за сорок. Можно даже сказать, подумал я, что вам почти полтинник. А теперь… Нет, в самом деле, здорово! Всегда так вот…

– Что – всегда?

Щеки ее порозовели, настырный, не совсем учтивый комплимент Белова достиг цели. Она оттаяла. Может, так и надо с женщинами, а, подумал он, не сводя с нее глаз. Не нужно лгать им, привирая и что-то приукрашивая. Нужно говорить правду, да и просто – говорить с ними подолгу, откровенно. Он вот Машу оберегал от всего, вечно боялся обидеть. И что вышло?

Опять он о ней?! Ну, отпустит это его когда-нибудь, господи, или век ему с этим жить?!

– Всегда так одевайтесь! Парик… Здорово! Цвет костюма – тоже ваш! Идет вам.

– Это не парик, – заявила она с легким кокетством и огладила ладонью пряди волос, падавшие на ее плечи. – Просто я покрасила волосы. Вернула, так сказать, свой первоначальный цвет.

– А почему же вы седину-то не закрашивали? – Он изумленно поморгал. – Непонятно!

– Хозяин счел, что пожилой женщине доверия окажут больше. Идиот! – пробормотала она вполголоса и фыркнула совсем по-девчачьи. – Пришлось подретушировать свою моложавость. Мне ведь всего-то тридцать пять! Представляете, как весело мне было выглядеть на полтинник?

– Поразительно! – Белов открыл рот, силясь что-то сказать, но не сумел, стушевался.

Мадам, прежде показавшаяся ему высокомерной, сухопарой и раздражительной, расцветала буквально на глазах. Будто с каждой минутой их общения с нее сползали годы, как луковая чешуя.

– А муж ваш на этот счет имел какое мнение? – задал он совершенно глупый вопрос, как ему показалось, и он снова засмущался. – Простите…

– Да ничего, ничего! – Она весело рассмеялась. – Мнения мужа никто не спрашивал, потому что… Потому что и мужа-то никакого у меня нет, вот так!

– Почему? – искренне изумился Белов. – У такой красивой женщины не может не быть мужа. Это как-то неправильно!

Беседа так увлекла его, что он почти забыл, зачем сюда явился. Красивая женщина ему об этом сама напомнила.

– Разберемся с моей личной жизнью позже, – поставила она точку на этой теме. – Вы-то сюда опять пришли с чем и зачем? Вы ведь, кажется, Шишкина пытались найти, чтобы вместе с ним отметить годовщину некой даты, которая уже давно утратила смысл. Нашли? Шишкина вы нашли, спрашиваю?

– Нет. Никто не знает, где он. Я целый день потратил, пытаясь подкараулить его возле его дома, – безрезультатно.

– Вот! Я вам говорила, что от этого парня одни неприятности, предлагала взять другого. Хороший работник, душевный! Он и компанию вам составит, и выпьет, если нужно, и поговорит по душам. А вы на этом Шишкине зациклились! Что вам с него?

Все это она выпалила заученной скороговоркой, будто каждый день раз по пять ей приходилось повторять именно этот текст, так что дошло уже до автоматизма, а потом вдруг качнулась в его сторону, налегла грудью на стол, так что василькового цвета декольте сползло гораздо ниже дозволенного уровня. И, сузив свои невероятно синющие глаза – это он только теперь рассмотрел, – спросила:

– Слушайте! А вы часом не из милиции?! Вынюхиваете тут, выспрашиваете, комплиментики отпускаете… Ага! Вот я вас и раскусила! Ваших я отсюда уже наладила, они целой группой явились, умные какие! Так они вас теперь в одиночку прислали, да?

– Зря вы так, – обиделся Белов и полез в карман за своим служебным пропуском. – Вот кто я, читайте! Строительный холдинг – место моей работы.

Она не сразу решилась взять в руки его пропуск. Отшатнулась, посидела так, едва заметно покусывая нижнюю губу. Потом все же взяла, прочла, долго сличала фотографию с подлинником.

– Странно…

– Что странно? – рассеянно отозвался Вениамин.

Он не отводил глаз от проклятого выреза на ее костюме, хоть она и одернула его, но обзор оставался великолепнейший. Дурак ее хозяин! Надо же было приказать ей такую красоту под странным стариковским макияжем спрятать! Доверия, говорит, у клиентов будет больше! Чушь какая.

– Послушайте, куда вы все время смотрите? – прикрикнула она на него. – Вы слышите, о чем я вас сейчас спросила?

– Я? Да, кажется, да. Да, слышал, но… – он виновато улыбнулся. – Но прослушал, простите. Просто вы такая сегодня непривычно красивая, что я никак не могу сосредоточиться.

– Уж будьте любезны, сосредоточьтесь! И прекратите все время таращиться на мою грудь! – с едким смешком заметила она. – Зачем вам Шишкин? Только честно! Если соврете – пойму сразу и выгоню прочь, так и знайте!

Она выгонит, потому что поймет, подумал Белов, рассматривая ее кардинально изменившийся облик. И не потому, что он вахлак такой, и догадаться, о чем он думает, проще простого. А потому, что она умница, каких мало. Умная, сдержанная, исполнительная. Надо же ей было подчиниться такому дикому требованию работодателя, а? Еще бы в рубище ее тут посадил, хотя и так не лучше вариант придумал.

А с чего это она вдруг взбунтовалась? Самой все это надоело или ее мужчине этот маскарад опротивел? У нее же наверняка кто-то есть. Такая женщина не может быть одинокой.

– Послушайте, – с усталым вздохом вклинилась она в его мысли, безошибочно их угадывая. – Прекратите все время отвлекаться на меня! Сергей Васильевич в чем-то все же прав, нельзя было мне отступать от прежнего имиджа… Зачем вам Шишкин? В двух словах, ну!

– В двух словах не получится, уж извините. – И Белов начал расстегивать крупные пуговицы на своем огромных размеров пуховике.

Он решил рассказать ей все, пообещав заплатить. Если она сочтет нужным, вернее, если она сочтет, что он пользуется ею, самим администратором, как другом на час, он ей заплатит по прейскуранту. Она лишь кивнула, согласившись его выслушать.

И он начал рассказывать. Всю свою жизнь ей рассказал, с той самой минуты, как его нашел на рельсах путевой обходчик завернутым в засаленную фуфайку. О детском доме он говорил скупо и кратко. Не было там ничего такого, о чем можно было бы поведать с теплом и счастливым придыханием. Было там серо, скучно, обыденно. Света не было! Свет появился потом – с возникновением в его жизни Маши.